Гордость и гордыня. Джейн Остин

вас и ваше семейство в понедельник восемнадцатого ноября, в четыре часа и мог бы злоупотребить вашим гостеприимством до субботы неделю спустя, что могу себе позволить без всяких затруднений, ибо леди Кэтрин не возражает против того, чтобы я иногда отлучался по воскресеньям при условии, что меня на этот день заменит другой священнослужитель. Остаюсь, любезный сэр, с изъявлениями почтения вашей супруге и дочерям, вашим доброжелателем и другом, Уильям Коллинз».

      – Итак в четыре часа мы можем ожидать этого джентльмена с оливковой ветвью, – сказал мистер Беннет, складывая письмо. – Он, право, кажется чрезвычайно добропорядочным и учтивым молодым человеком и, полагаю, окажется бесценным знакомым, если леди Кэтрин будет милостиво и впредь дозволять ему вновь навещать нас.

      – О наших девочках он пишет достаточно разумно, и если предложит нам возмещение, я, со своей стороны, не скажу ему «нет».

      – Хотя трудно догадаться, каким возмещением он считает себя обязанным нам, – сказала Джейн, – само это желание говорит в его пользу.

      Элизабет главным образом изумило его неописуемое почтение к леди Кэтрин, а также благое намерение крестить, сочетать браком и хоронить своих прихожан, когда бы это ни потребовалось.

      – Он мне кажется странноватым, – сказала она. – Я его не понимаю. Его перо дышит напыщенностью. И почему он приносит извинения за то, что стал наследником майората? Мы ведь не можем предположить, что он что-нибудь изменил, даже будь это в его силах? Здравомыслящий ли он человек, отец?

      – Нет, душа моя, не думаю. И весьма надеюсь, что он окажется полной тому противоположностью. В его письме есть смесь подобострастия и самодовольства, которая многое сулит. Мне не терпится его увидеть.

      – Композиция его письма не вызывает нареканий, – сказала Мэри. – Аллегория оливковой ветви ненова, но, по-моему, выражена недурно.

      Кэтрин и Лидию ни письмо, ни его автор ничуть не заинтересовали. Их родственник никак не мог приехать в алом мундире, а уже несколько недель общество мужчин в одежде иного цвета их не привлекало. Что до их матери, то письмо мистера Коллинза во многом смягчило ее недоброжелательность, и она готова была принять его со спокойствием, немало удивившим ее мужа и дочерей.

      Мистер Коллинз был точен, и семья оказала ему самый любезный прием. Мистер Беннет, правда, ограничился несколькими словами, но миссис Беннет и барышни охотно поддерживали разговор, а мистер Коллинз, казалось, не нуждался в ободрении и не был склонен молчать. Он оказался высоким молодым человеком двадцати пяти лет, плотного сложения, весьма серьезным, с величавой осанкой; манеры его отличались примерной благовоспитанностью. Не успел он сесть, как сделал миссис Беннет комплимент, что она взрастила столь прекрасных дочерей, сказал, что много наслышан об их красоте, но на этот раз истина превзошла все хвалы, а затем добавил, что, без сомнения, со временем все они на радость ей сделают отличные партии. Эта галантность