Мистический капкан на Коша Мару. Евгения Райнеш

это из-за плотно закрытой двери, на которую давно навесил несколько разнообразных замков, и уже собирался встать и разогнать эту подозрительную компанию, но мужики быстро ушли.

      Соседку он с тех пор ещё не видел и не высказал, что думает по поводу ночного происшествия, но хозяину комнаты, которую она снимала, решил непременно позвонить. Кажется, у семейной пары из комнаты напротив была с ним какая-то связь, нужно взять у них номер телефона, если те сейчас дома.

      Честно сказать, Клим несколько побаивался бронебойной деревенской девахи, которая к тому же основательно вооружилась юридическим щитом, укрепляя его от семестра к семестру. В кругах, где он по необходимости общался, люди были совершенно иные. Не лучше и не хуже – просто иные.

      Дождь уже не хлестал, как несколько минут назад, а нудно моросил, только выходить всё равно не хотелось. Но пришлось. Клим, вжав голову в воротник, ещё раз проверил надёжность замков на дверях минивэна. Аппаратуру, в которую была вложена стоимость половины его возможного отдельного жилья, он никогда не оставлял дома. Почему-то казалось безопаснее хранить её в автомобиле, да и таскать туда-сюда было лень – не без этого. Конечно, машину теоретически могли угнать, но практически она стояла у самого окна Клима, а выезд из-под корявого тополя для незнакомого с местностью угонщика представлял собой долгий и запутанный квест.

      Дождавшись пиканья домофона, Клим шагнул в пасть подъезда, отряхивая капли с дождевика. Тусклый свет лампочки скрывал ободранное убожество лестничного пролёта. Но даже это приглушённое свечение не вносило загадочности. Просто старый подъезд, который давно нуждался в ремонте. Ни чистоты новостройки, ни мистики исторических зданий. Убогое нечто, в котором никогда не получится найти ни единого кадра.

      В отличие от новенькой и безмятежной квартиры Эри, напоминавшей Климу бестолкового и весёлого щенка, бросающегося под ноги хозяину, собственное жилище, когда он переступал порог, едва приподнимало плешивую голову старой собаки.

      Кроме Клима, в этом пространстве, объединённым общим, заставленным всякой рухлядью коридором, обитали уже известная комнатосъёмщица Милочка, семейная пара хорошо за сорок и бывшая модель неопределённого возраста.

      Вернее – бывший «модель», так как сквозь вуаль потрёпанности, которую наложили на Херувима сложно прожитые годы и страсть к запретным ощущениям, всё-таки проглядывало существо мужского пола.

      Когда-то этот облезлый, с скукоженной обезьяньей мордочкой человек и в самом деле был известным в городе натурщиком, в начале «двухтысячных» без него не обходился ни один громкий показ и ни один такой же громкий скандал в мире моды.

      С детства в память Клима врезалась огромная реклама на здании торгового центра: белокурый стройный юноша с белозубой улыбкой на ангельском лице протягивает к снующей где-то далеко внизу публике трепетно сомкнутые ладони. Что было в тех ладонях, Клим уже, конечно, не помнил (то ли флакон с дорогим одеколоном, то ли баночка