Сентябрельник, сентябрядцатое сентября. Мария Фомальгаут

там астрономические суммы…

      – Ну, ясное дело, на астрономические исследования и суммы нужны такие же…

      – А примерно?

      Лиса вскидывается, скалит зубы:

      – А вам зачем?

      – Ну как… мы бы скинулись, кому что не жалко, верно, народ?

      Лиса хмурится:

      – Да ну вас…

      – Не, правда… Давайте… люди, кто-ньть знает, как сбор делать? А то давайте… Чего ты пятьдесят рэ ставишь, это я больше пятидесяти скинуть не смогу?

      – Ну, пятьдесят по умолчанию, дальше свою сумму можно…

      – А… а Василиса, а можно вас сфоткать?

      – Точно, давайте все вместе на память!

      – Да не на память, вы, горюшки, фотку её на сбор денег-то!

      – Точно, дело говоришь… Давай…

      Лиса улыбается, вспоминает, что надо было засмущаться, ой, глаза не те, ой, волосы не так, – лиса смущаться не умеет, у Лисы всегда все так…

      – Ну вот, теперь дело пойдет…

      Лиса не верит, что дело пойдет, а надо же, и верно дело идет, пятьдесят, сто, тысяча, откуда они все лезут и лезут…

      У ВАС НОВОЕ СООБЩЕНИЕ

      ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ЗАБЛОКИРОВАТЬ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ?

      Лиса действительно хочет. Лиса уже знает, что последует за этим, баланс вашего счета составляет сколько-то там, ну и катись он этот, который – простите, барышня, ну и катись, сам пусть убивает, кого ему надо…

      Глава 11 Дом, которого нет, на острове, которого нет, в море, которого нет

      – А че ты по морю бегаешь?

      Мальчишки играют на берегу ничего, орут друг на друга, чтобы не бегали в низинку, как же, как же, там же море, ну и что, что ничего нет, ну мало ли, что еще нет, когда-нибудь должно появиться. Так что вон, вон пошли, нечего по морю бегать, на берег, на берег давай, глупый, глупый Жоакин, давай…

      Жоакин еще хочет сделать вид, что все хорошо, что так и было задумано, складывает руки лодочкой, прыгает в песок в низинке.

      – А я ныряю, а я вот как.

      Взрыв хохота:

      – Ныряет он, сказанул тоже, ныря-а-ает… Моря-то ещё нету!

      Жоакин не понимает, почему нельзя нырять море, если есть море, а если моря нет, значит, и бегать по нему можно, вот по этой песчаной пустоши, бить пятками в песок…

      Террено де Феверио поднимается выше, выше, как будто хочет соединиться с землей где-то там, бесконечно далеко. Террено де Феверио всегда тянется вверх, даром, что в космосе нет ни верха, ни низа, ничего нет. Терренно де Феверио – это не космос, это Марс, это причудливые джунгли, разросшееся от земли до небес, это пальмы, которые поднимаются уже не до пятнадцатых, а то тысячу пятнадцатых этажей, огромные орехи, которые падают, сотрясая землю, извилистые корни, рассекающие улицы, а дальше огромный провал, там должно быть море, но моря нет, море обещали в сто каком-то там году, так до сих пор и обещают.

      Отлично, – говорят люди за столом, перешептываются о чем-то, понять бы еще, о чем, обсуждают что-то, понять бы еще, что, решают, быть Жоакину, или не быть, а если быть, то кем быть,