Фиалковое сердце Питбуля. Лана Муар

волосы в разные оттенки блонда, но года полтора назад будто специально решили усложнить всем входящим задачу. И лишь отец их как-то различал. Скорее всего по графику работы. Не останавливаясь, захожу в кабинет и обвожу взглядом заранее подготовленную постановку имени Георгия Авалова. У стола оставлено два кресла – Черкессу и сыну, во главе одно, а на столе, ровно напротив него, на расстоянии «взять при желании», «Perrier» и любимый мной бокал-куб – идеальная высота и толщина дна, чтобы вода в нем не нагревалась быстрее, чем нужно. Для посетителей та же вода, но другие стаканы. Фарс, выкрученный на максимум с пока непонятной мне целью, но, зная отца, педантичность которого давно стала притчей, она есть. Четкая, определенная, продуманная до мелочей.

      – Глок, устраивайся. Батя, свободен. Скажи секретарю, чтобы принесла Глоку чай. Черный. С шиповником, – обхожу стол, занимаю место во главе стола, подмечая все больше новых деталей.

      На полочках под столешницей справа тонкая папка с вензелем, слева ровная стопка чистой бумаги в органайзере. В ящиках точная копия письменных принадлежностей, которые стоят у меня в офисе и кабинетах дома и в квартире. Достаю, расставляю в привычном и удобном мне порядке на лаковую поверхность, после немного прикрываю жалюзи за спиной, направляя лучи света на пока пустующие кресла, дальше открываю папку и по диагонали пробегаюсь по сухой статистике цифр по Черкессу и его сектору ответственности. Последний лист – краткая характеристика его сына, Касима. Слишком сжатая, чтобы делать определенные выводы, но достаточная для того, чтобы оценить замысел отца во всей его красе. Правая рука Счетовода сегодня будет принимать решение, основываясь на результатах чужой работы, положенной в папку, и своих собственных знаниях, полученных с момента совершеннолетия. Ровно в восемнадцать я начал крутиться, решив, что и самостоятельно смогу добиться успеха. Тачки, недвижимость, свой бизнес, уже полностью легальный, и теперь «проверка на вшивость». Сможет ли Питбуль проглотить кусок, в который так рьяно вцепился, или все же поперхнется.

      – Назар Георгиевич, чай для Михаила, – секретарь передает аккуратную чашечку Глоку и выжидательно смотрит на меня. – Ольга. Может, у вас есть какие-либо распоряжения?

      – Мне нужен лед.

      Приподнимаю свой стакан, и девушка без лишних расшаркиваний забирает его, идёт к бару и достает специальными щипчиками два металлических кубика из, скрытой в недрах объемного шкафа, морозилки. Они опускаются на дно стеклянного куба, следом в него наливается вода, все тот же неизменный «Perrier», на ту самую высоту, которую неоднократно видел отец, знает мой секретарь, на звук могу определить я.

      – Спасибо, Ольга. Вы свободны.

      Разворачивающееся шоу все больше отдает постановкой Авалова старшего, а до его официального начала остаётся всего лишь немногим больше пяти минут. И я не удивляюсь, когда в левом нижнем ящике стола нахожу пачку сигарет, пепельницу и зажигалку.