Кладезь бездны. Ксения Медведевич

все так же – из ниоткуда, словно и не она – вздохнула.

      Аль-Мамун стиснул зубы. Он понял, куда клонит госпожа Зубейда.

      – А Буран так и не понесла от тебя.

      – Пока не понесла.

      – Если ты не вернешься, у халифата не будет совершеннолетнего наследника, – резко сказала женщина в черном. – В государстве, лишенном наследника трона, начинается смута.

      – Поэт и бабник, вы сказали, моя госпожа?

      – Поэт и бабник – это лучше, чем два мальчика, жизнь которых подобна мотыльку-однодневке. К тому же у принца Ибрахима есть двое совершеннолетних сыновей и еще с пяток малышей. Среди них даже белые есть…

      И уголки ее глаз собрались морщинками.

      – Будет из кого выбрать? – резко спросил аль-Мамун.

      – Казнишь Ибрахима – выбирать будет не из кого, – жестко ответила она.

      – Я не…

      – Дети казненного – не жильцы. Не обманывай себя. Разве ты хотел, чтобы умер маленький Муса?

      Аль-Мамун медленно вытер липкие пальцы о полотенце. И сказал:

      – Я подпишу фирман о помиловании, моя госпожа.

      Отбросил полотенце, встал и вышел из комнаты.

* * *

      Ипподром Басры, тот же вечер

      Вечерние тени колонн длинно тянулись, расчерчивая полосами волнующийся строй бедуинских всадников. Ветер бил порывами, встряхивая полы джубб, дергая за рукава рубашек. Поблескивали острые макушки шлемов, колыхался легкий лес бамбуковых копий, кони дергали головами и присаживались на задние ноги, пятясь.

      – В ряд, все в ряд, мы строимся в ряд!

      Абдаллах ибн Хамдан Абу-аль-Хайджа злился и дергал уздечку белого злого сиглави. Конь кивал мордой и скалил зубы, топчась и брызгая из-под копыт крупным песком.

      – В строй! – Шейх таглиб развернул коня боком, пихаясь стремя в стремя, загоняя вертящихся бедуинских всадников в линию.

      – В строй, я сказал!

      Ибн Хамдан, послав сиглави вперед, толкнул в грудь выдвинувшегося из линии всадника. В ответ тот пихнул в грудь Абу-аль-Хайджу и разразился возмущенными криками:

      – Ты сделал меня притчей во языцех среди детей ашшаритов, о враг веры! Племя гафир никогда еще не подвергалось такому оскорблению!

      Сломав ряды, всадники в белых тюрбанах и полосатых бурнусах гафир подались вперед и замахали на ибн Хамдана рукавами:

      – О незаконнорожденный! Ты оскорбил благородного сына Абу Салама ибн аль-Хакама!

      Шейх таглиб покаянно мотал головой в черно-белой куфии и прижимал к сердцу правую руку:

      – Я прошу прощения! Я дам бану гафир щедрое возмещение за мой проступок!

      – Возмещение! Да, возмещение! Отдай коня!

      – Отдам коня!

      Ибн Хамдан поднял вверх ладонь и крикнул еще громче:

      – Клянусь Именем «Подающий жизнь»! Я отдам коня в возмещение за оскорбление!

      Недовольно ворча и поправляя ремни щитов, гафири развернули коней и закрутились, ища места в гомонящих шеренгах всадников.

      Через некоторое время бедуины сумели образовать неровный, но отчетливый строй глубиной в шесть рядов.

      Абу-аль-Хайджа