Кладезь бездны. Ксения Медведевич

и склонил голову:

      – Благодарю тебя, мой повелитель.

* * *

      Айко, согнувшись, чтобы придержать у колен расходящиеся края платьев, вбежала в комнату:

      – Сюда… ах… сюда идет Тарег-сама!

      Майеса вскрикнула и подскочила на одеяле. На застеленном циновками голом полу одиноко темнела чашка с недоеденным супом, из нее торчала ложка.

      – Оооо, какой беспорядок! – застонала аураннка.

      Ахая и охая, Саюри заметалась по покою:

      – Платье подать?..

      – Зеркало! – умоляюще вскрикнула Майеса, в ужасе ощупывая белую повязку, стягивавшую надо лбом волосы.

      Как и полагалось занемогшей, кроме повязки с крошечным бантиком, ей причиталась только самая простая лента, стягивавшая волосы под затылком. Ну и белые хитама, от которых лицо зеленее, чем у покойницы.

      – Идет! – взвизгнула Саюри, падая на колени вместе с ларцом, из которого она так и не успела извлечь зеркало.

      – Чашка! – придушенно вскрикнула Майеса, закрывая рукавами лицо.

      Бестолково протопотав туда и сюда, чашку зелено-фиолетовым вихрем смела Айко.

      За ширмами слышался громкий шелест и шорох: там рассаживались госпожа и придворные дамы. Приличия есть приличия: служанка в благородном доме не может оставаться наедине с чужим мужчиной.

      – Князь Тарег Полдореа покорнейше испрашивает разрешения увидеть госпожу Майесу, – коснувшись лбом циновок, громко произнес Эда от порога.

      – Дозволяю, – мягко прозвучал из-за ширм голос Тамийа-химэ.

      Майеса не знала, какими посланиями обменялись госпожа и князь, – свиток с веткой акации на рукаве носила Саюри, да и что она могла там разглядеть. Но похоже было на то, что поединок откладывался. После событий в приемном зале и думать нечего было о том, чтобы продолжить его в ближайшее время: господин Тарега-сама запретил тому поднимать меч на Тамийа-химэ под страхом смерти. Так бой оставался незаконченным, а дело чести – незавершенным. Майеса разрывалась между сочувствием к князю и жалостью к госпоже, и при одной мысли об этом у нее тут же потекли слезы.

      Сквозь набухающую под ресницами влагу роскошный ореол нерегиля виделся туманным и блеклым, но сапфировый отблеск печали она ни с чем бы не перепутала.

      – Мне нет прощения, госпожа, – вздохнул князь. – Что я могу сделать для того, чтобы искупить свою вину и недостойный поступок?

      Дыхание почти потерялось где-то в глубине груди:

      – Я… я прошу прощения за то, что причинила столько беспокойства, Тарег-сама. Мне не следовало вмешиваться в дело, к которому я не имела отношения…

      Майеса держала ладони крепко прижатыми к тростниковому плетению циновки и втайне благословляла аураннский обычай кланяться и говорить с опущенной головой: князь не видел, как у нее дрожали руки.

      – Как вы себя чувствуете?

      Ничего не значащая, пустая вежливость. Хорошие манеры.

      – Благодарю… Мне уже лучше…

      И, цепенея от собственной дерзости, Майеса сказала:

      – В вашем присутствии я чувствую себя совсем хорошо, Тарег-сама…

      Айко за ее спиной резко втянула воздух.