Дракон коварный, одна штука. Анна Гаврилова

маячил набитый картошкой мешок.

      В самой казарме нас встретила толпа из двадцати мощных парней. Кажется, ждали именно меня, но нарвались на Форгина:

      – Так! У вас заданий нет?

      Задания, как выяснилось, имелись. Две команды, которые пришли последними, уже драили помещения, ещё пятеро кадетов из разных команд гремели кастрюлями на кухне. Остальным велели изучать учебник по выживанию, однако парни отлынивали.

      Кстати, они были свежими, вымытыми – в отличие от меня.

      – Нежного не трогать, он занят, – оскалился Форгин. – У него личный, индивидуальный зачёт.

      У встречавших округлились глаза, а я снова застонала. Умом понимала, что про зачёт – шутка, но кто этих военных поймёт?

      – Всё, Нежный. Бегом, – меня чуть не пнули, но я увернулась.

      – Можно хотя бы переоденусь?

      Политрук подарил улыбку, но во взгляде читалось: ты испытываешь моё терпение!

      – Три минуты, – наконец, произнёс он.

      – Десять, – выдохнула я, понимая, что за три всё равно не управлюсь.

      Толстяк не ответил, но… В общем, одной картошкой я сегодня не обойдусь. Нужно придумать что-то ещё.

      Рагар

      – А это что? – спросил я, глядя на миску неких непонятных коричневых огрызков. Пахли огрызки неплохо, но на фоне вони от пригоревшей каши, которая наполняла пространство, аромат был едва различим.

      В соседнем помещении вяло стучали ложками кадеты, их кислый вид не внушал никакого доверия к блюдам, приготовленным на этой кухне.

      Впрочем, после взгляда на сковородку полную жареной картошки, которую уже уничтожал Форгин, ситуация изменилась. Аппетит проснулся, желудок зарычал.

      – Это? – дожевав, отозвался Форгин. – А ты попробуй!

      Мне ответ не понравился – у нас тут викторина или что?

      Взяв из лотка чистую вилку, я уселся напротив коллеги, и мне, наконец, объяснили про коричневое:

      – Нежный назвал это шкварками. Очевидное блюдо, но я не понимаю, почему ем его в первый раз.

      Форгин зачерпнул из миски целую горсть и тут же отправил в рот. Выражение лица при этом стало более чем довольным. Ну что ж.

      Я взял один огрызок, попробовал, и…

      – Знаешь, что Нежный сделал? – продолжил Форгин, подаваясь вперёд. – Он залез в общий холодильный шкаф, взял там кусок жира, оставшийся от первой охоты новобранцев, и сделал вот это. Но и это ещё не всё!

      Толстяк вскочил, сбегал в преподавательскую кладовую и вернулся с банкой, наполненной некоей белой массой.

      – Что это? – спросил я.

      – Смалец! – радостно сообщил Форгин. – Сейчас дам хлеба. Попробуй!

      Следуя инструкциям, я намазал белое на хлеб, попробовал, и испытал новый приступ раздражения. В моей школе взяток нет, не было и быть не может, но Эстас Харринтер Форгина купил!

      – Что? Что с твоим лицом? – насторожился толстяк. Даже вилку до рта не донёс.

      Сделав глубокий вдох – что-то часто я стал использовать этот успокаивающий приём – я сосредоточился на обеде. Жареная картошка, шкварки и смалец. Что ж, пусть будет так.

      Пока