Употреблено. Дэвид Кроненберг

Это опасно. Я могу возбудиться.

      Он проглотил начало последнего слова, но говорить об этом Наоми не собиралась, хотя в переписке Эрве горячо просил “безжалостно исправлять” его речевые ошибки. Блумквист потягивал кофе с преувеличенным сладострастием, постоянно облизывая губы и пристально глядя на нее. Прикрыв глаза, Наоми покачала головой. Она чувствовала себя его мамочкой. Cнова посмотрев на Эрве, Наоми оказалась под прицелом настойчивого, зовущего взгляда убойной силы. Она достала из сумки диктофон, включила и поставила на стол.

      – Эрве, я буду записывать наш разговор, как мы и договаривались, и вот мой первый вопрос: с Селестиной Аростеги вы вели себя так же?

      Он замер на мгновение, поставил чашку.

      – Что значит “так же”? Вел себя обыкновенно, как всегда. Не понимаю вас.

      – Вы пытаетесь меня соблазнить. Вашего профессора вы тоже соблазняли или она соблазняла вас?

      – Я понял, – кивнул Эрве. – Хотите быть со мной Селестиной. Играете ее роль.

      – Да ничего я не играю. Я на самом деле хочу узнать, каково было с ними, с Аростеги. Узнать от близкого им человека. От вас.

      – С ними было много секса, но было и нечто большее. Но вас-то только секс интересует, верно? Хотите взять сенсационное интервью. Хотите их скомпрометировать, верно?

      – Почему вы так думаете? – Наоми искренне удивилась его предположению, и Эрве не мог этого не заметить. – Мы ведь все обсудили в интернете. Я думала, мы друг друга поняли.

      – Понять-то я понял. Только не поверил вам. Уж такая милая девушка, и так ей понравились Аростеги, так вдохновили ее их философия, история любви…

      – Тогда зачем вы сидите здесь и пьете мой эспрессо?

      Эрве чуть пожал плечами, как делают французы.

      – Хотел посмотреть, какие в “Крийоне” номера.

      В конце концов они поднялись в номер и заказали ужин туда. Пока ждали, Наоми попросила Эрве ей позировать, он расположился на кушетке в спальне у открытой балконной двери, а Наоми снимала его, присаживаясь на корточки то там, то здесь, чтобы найти самый удачный ракурс. Ее “Никон D300” – родственник D3, которым снимал Натан, был компактнее, легче, а Наоми ценила непритязательность и мобильность превыше всего. Дневной свет, попадая в колодец внутреннего двора отеля, просачиваясь сквозь натянутую над ним защитную сетку, становился мягким, приглушенным и придавал лицу юноши женственность. Позировал парень умело, как Наоми и предполагала, ведь на форумах студентов Аростеги Эрве Блумквист пиарил себя вовсю, выкладывая бесчисленные видеоролики и фотографии, на которых он, Эрве, был запечатлен в самых разных настроениях, в основном задумчивым на тот или иной лад. Эрве предпочитал образ загадочного скромника, и Наоми знала, как использовать естественное освещение, под каким углом снять его узкое лицо, лоб, карие глаза с влажным блеском под черными густыми бровями, чтоб это все заиграло.

      – И зачем же вам мои фотографии, Наоми? – Эрве приноровился к ее темпу и вставлял реплики точно между щелчками затвора, чтобы не выйти на фото с искривленным ртом. – Хотите издать книжку с картинками об Аростеги?