Армитейдж / Armitage. Дон Нигро

в ад, Зах.

      ЗАХ. Нам нет нужды отправляться в ад. Мы живем в Нью-Йорке.

      ЕВА. Нью-Йорк прекрасен.

      ЗАХ. Ад прекрасен. В этом все дело. Красота дает нам надежду, и уничтожение надежды, то есть предательство доверия или уродование красоты, и есть ад. Европа – карта ада. Мы отправляемся туда в поисках красоты и находим скелеты. Я шел следом за Наполеоном, и везде в траве мне попадались мертвецы, словно заросли кроваво-красных роз. Через несколько лет дети, такие, как Маргарет и Элейн, будут играть среди сгнивших европейцев. Посмотри, мама, что я нашла. Что это? Это кость, милая, брось ее. Ты же не знаешь, от какой она части тела. Ад – органический мир, и все что у нас есть, сделано из него.

      ДЖЕЙМС. Почему тебе доставляет такое удовольствие, стремиться к собственному проклятию?

      ЕВА. Да, Зах, замолчи. Я не хочу, чтобы дети подслушали эти отвратительные слухи об аде.

      ЗАХ. Подслушают или нет, скоро им там жить.

      ДЖЕЙМС. Ты говоришь, они вырастут, чтобы их соблазняли такие мужчины, как ты.

      ЕВА. Не пытайся говорить, как Зах. Тебе это не идет.

      ДЖЕЙМС. А Заху идет, так?

      ЕВА. Зах такой, как он есть, и ты такой, как ты есть, и я такая, как я есть.

      ДЖЕЙМС. При условии, что мы знаем, какая ты.

      ЕВА. Мы знаем, какая я, и мы точно знаем, какой ты. В этом твое очарование, дорогой, и человеку достаточно одного взгляда на тебя, чтобы сразу понять, какой ты. За это я тебя и люблю.

      ДЖЕЙМС. Нет, ты еще не знаешь, какой я. Зах знает, но он джентльмен, как и дьявол, а потому ничего не скажет.

      ЕВА. Не скажет что?

      ДЖЕЙМС. Зах, ты говорил о том, что Бёрр застрелил Гамильтона, потому что они обе любили одну женщину?

      ЗАХ. Нет, потому что твой друг Гамильтон обвинил моего друга Бёрра в инцесте с собственной дочерью.

      ЕВА. Конечно, с собственной дочерью. Инцест с чьей-то еще дочерью невозможен, так?

      ДЖЕЙМС. Такое было?

      ЗАХ. При любом раскладе поднимать этот вопрос – самоубийство.

      ДЖЕЙМС. Это всегда опасно, любить женщину.

      ЗАХ. Всегда опасно говорить об этом.

      ЕВА. Кто-нибудь может передать мне мед, пожалуйста?

      ЭЛЕЙН (1823 г., ей 20 лет). Маргарет, я должна тебе что-то сказать. Что-то ужасное.

      Картина 7

      (ДЖОН пьет в полутемной библиотеке).

      МАРГАРЕТ. Октябрь 1845 года. Эта Морган стала хорошей горничной. Невысокого роста, красивая, как мама и Элейн, думаю, умная, но что-то в ней тревожащее. Джонни в последнее время не сиделось на месте, он явно заскучал, и пьет слишком много. Я хочу, чтобы он поговорил со мной. Прошлой ночью, когда он читал в библиотеке, я увидела, как туда зашла эта девица. Не выходила долго. Я боюсь худшего.

      (ФЭЙ входит в библиотеку и идет к книжным полкам. ДЖОН говорит, сидя в темноте).

      ДЖОН. Могу я тебе чем-то помочь?

      ФЭЙ. Господи! Как вы меня напугали. Извините, сэр. Я не хотела вам мешать. Не знала, что вы здесь. Я зайду в другое время.

      ДЖОН. Подожди минутку. Не убегай.

      ФЭЙ. У меня много работы, сэр.

      ДЖОН. Ночью? Какая у тебя ночью работа? Почему ты сюда пришла?

      ФЭЙ.