Армитейдж / Armitage. Дон Нигро

к тебе не подхожу.

      ЕВА. Ты слишком близко.

      ЗАХ. И где мне, по-твоему, быть?

      ЕВА. Как насчет Вермонта?

      ЗАХ. Я вижу, твой острый язык по-прежнему при тебе.

      ЕВА. Не могу вспомнить твоего близкого знакомства с моим языком. Ты знаешь очень мало, если хоть что-то знаешь, о прошлом и настоящем моего языка или любых других моих внутренних органов. Язык, по моему разумению, может рассматриваться внутренним органом, за исключением тех моментов, когда его высовывают, а я делаю это лишь по особым случаям. Не прикасайся ко мне.

      ЗАХ. Я к тебе не прикасаюсь.

      ЕВА. Что-то прикасается.

      ЗАХ. Возможно, моя относительная близость вызвала череду воспоминаний?

      ЕВА. Нет. Нет у меня никаких воспоминаний. Я их не одобряю. В настоящее время целиком и полностью от них воздерживаюсь.

      ЗАХ. Ты не помнишь тот бал-маскарад?

      ЕВА. Абсолютно.

      ЗАХ. В аду есть особое место для лжецов и красавиц. Надеюсь, после смерти попасть туда.

      ЕВА. Я уверена, что попадешь. В любом случае, тогда я была ребенком.

      ЗАХ. На бале-маскараде.

      ЕВА. Да.

      ЗАХ. Который ты не помнишь.

      ЕВА. Именно.

      ЗАХ. Но прошло лишь каких-то четыре года.

      ЕВА. Четыре года и тридцать шесть дней.

      ЗАХ. Тридцать пять.

      ЕВА. У уверена, в своих расчетах ты упустил високосный год. Кроме того, тогда я еще не вышла замуж. Мне было только шестнадцать. С тех пор я родила двух, думаю, двух, да, двух дочерей. Теперь мне двадцать. Старость начинает изнурять меня. Я чувствую, как моя душа начинает пузыриться и трескаться под воздействием гравитации и званных обедов. Бог обжигает мне мозг. Если ты подойдешь еще на сантиметр, я вызову местного констебля. Закричу невероятно громко. Это я практикую во сне, а иногда, занимаясь сексом. Я иду в дом.

      ЗАХ. Не хочешь ты идти в дом.

      ЕВА. Не понимаю, это тут причем.

      ЗАХ. Тебе следовало задержаться на том бале-маскараде.

      ЕВА. Останься я подольше, ты, несомненно, раскрыл бы, кто я. В любом случае, ты ушел первым.

      ЗАХ. Нет, первой ушла ты.

      ЕВА. Я не собираюсь спорить о событиях, которые отказываюсь вспоминать из принципа. Если мы должны говорить друг с дружкой, давай обсудим жимолость, моих прекрасных детей, твои путешествия по Европе.

      ЗАХ. Почему ты ушла с маскарада?

      ЕВА. По той же причине ты отправился в Европу.

      ЗАХ. Чтобы увидеть Наполеона?

      ЕВА. Чтобы избавиться от моего мужа.

      ЗАХ. Тогда он не был твоим мужем.

      ЕВА. Мы были обручены.

      ЗАХ. Тогда почему ты позволила мне обнять тебя?

      ЕВА. Потому что была обручена. Все шестнадцатилетние женщины – предательницы. Все шестнадцатилетние мужчины – недочеловеки. Восход сексуальной осведомленности – это закат человеческого достоинства. Я, разумеется, не говорю с тобой столь открыто, ты понимаешь, поэтому мне очевидно, что ты галлюцинируешь, и не собираюсь стоять здесь, в саду, живой галлюцинацией. Я, в конце концов, невероятно респектабельная молодая женщина.

      ЗАХ.