Сторно. Алексей Иорданский

Коснулась кончиком языка до его губ. После чего они сплелись в страстном поцелуе. И сняв одежду, начали любить друг друга. На этой же скамейке, в парке, на берегу небольшого пруда. Солнце уже полностью скрылось за горизонтом, и наступили кромешные сумерки. В парке уже никого не было. Царила полная тишина, которую нарушали только трели сверчков, доносившиеся с деревьев. И хриплые стоны Кацпера и Анки, которые любили друг друга на берегу пруда.

      По дороге домой Кацпер рассказал Анке, как его мать вышла замуж за нового мужчину. Рассказал, что они так и не смогли найти общий язык друг с другом. Кацпер решил для себя раз и навсегда, что отца ему никто заменить не сможет. «Моей матери Бровц был также не по душе. Он был груб. Мало уделял ей внимания. Много пил. Но у нас не было выбора. Он полностью нас обеспечивал. Платил по счетам, покупал еду, одежду. Платил за мою школу. Но спустя время вреда он начал приносить больше, чем пользы. После его пьяных посиделок с друзьями у нас дома. На матери стали появляться синяки. Она начала использовать косметику, чтобы замазать синяки и кровоподтёки. Я смотрел на это, не в силах что-либо сделать. На тот момент мне было шестнадцать лет. Я был мальчишкой, а этот громила Бровц под два метра ростом и весом как бык. Под стать своему делу. Он был мясник, точнее, уже бизнесмен. У него была есть своих магазинов, которые торговали мясом. Так что он был при деньгах. И мог крутить нами с матерью как того пожелает. Конец этой истории очень грустный. Однажды после очередной пьянки с друзьями Бровц вернулся поздно ночью, вошёл ко мне в комнату. Я притворился, что сплю, лёжа на животе. Он расстегнул ремень и стянул свои штаны. В этот момент я испугался как никогда, я знал, что сейчас будет, и приготовился. Сердце колотилось так сильно, что отдавало в виски. Лоб покрылся каплями пота. Бровц резким движением стянул с меня одеяло и навалился сверху всем своим вонючим, волосатым телом, хотел прижать меня к кровати. После чего я бы уже не смог ничего сделать и сопротивляться. Но я выждал момент, и когда он был совсем близко, я вынул нож, который всегда носил с собой, а ночью хранил под подушкой. И видимо, не зря. Я развернулся и порезал его два раза. Один за другим. Было темно, и я не видел, куда нанёс раны. Только потом, когда он орал и валялся в углу моей комнаты. Я увидел, что лишил его глаза и порезал шею. Я испугался, что убил его. Но эта тварь смогла выжить. Я не мог оставаться в городе из-за него и полиции. Явно кто-нибудь бы добрался до меня. И я сбежал, прихватив с собой все свои наворованные за всё это время сбережения. И часть его денег из тайника в нашей квартире. Мне было шестнадцать, когда я покинул Катовице. И после этого началась следующая глава моей жизни. Начало моих странствий по Европе. Я больше никогда не видел мать после той ночи. Последнее, что мне запомнилось, как она стояла в ночной сорочке с испуганным лицом, смотря на Бровца, который валялся весь в крови. А я носился по дому с таким же испуганным видом, собирая вещи. Через пару лет я узнал в одной из польских газет, что она умерла. Точнее, покончила