Северная рапсодия. Себастьян Полхаммер

мебель, витиеватые серебряные канделябры, расшитые золотом гобелены, боевые и охотничьи трофеи, живо описывающие древнюю и славную историю Фрестена. Нигде во всём Филнъяре больше такого не увидишь. Разглядывая висящее на стенах оружие разного рода, отнятое у имперцев во время объединённых варанжих набегов, Олаф вновь преисполнился хорошим настроением. Когда эти топоры и кирки на длинных древках со смешными названиями, вроде «глефа» или «протазан», висят на стенах, пыльные и всеми забытые, глухим отголоском из славных войн древности, война кажется такой далёкой…

      В конечном итоге, их привели в небольшой коридор, по обе стороны которого пустовали кельи, и процессия начала медленно распределяться по комнатам. Фриде выбрали самую просторную и богато украшенную из всех предоставленных келий, Олаф остановился в келье напротив неё. Хускарлам дали возможность распределиться самим. Вскоре подойдёт и свита, оставшаяся с Валадом у лангскипов – места могло и не хватить. Впрочем, у Олафа не было ни малейшего желания этим заниматься – с такими мелочами вполне справится и Валад. Подозвав одного из замковых слуг, и попросив его провести обратно, Олаф отправился к ярлу в тронный зал.

      На этот раз Леофин сразу увидел приближение отигнира. Ярл продолжал раздавать команды лакеям по расстановке столов с видом сурового надзирателя, грозно сверкая лысиной – именно таким Олаф и привык его видеть четыре года назад, в военном походе против конунга.

      – Расположились? Места хватило? – поинтересовался ярл-сокол, когда подошёл Олаф. Леофин больше не улыбался, и с серьёзным лицом он казался гораздо старше – впалые щёки, а также заострённые нос и скулы действительно придавали ему схожести с хищной птицей, красовавшейся у него на гербе.

      – Станет ясно, когда Валад со всеми, кто остался на пристани, пожалуют.

      – Старина Валад ещё служит херсиром?

      – Куда ему деваться?

      – И то верно. Отчего Хакон не приехал? Я надеялся, что под венец Фриду поведёт именно он. Помимо этого, мне многое нужно с ним обсудить.

      – Ярл Леофин, болезнь отца – не отговорка и не выдумка, он, и правда, очень хвор. С минувшей зимы у него ни на день не спадает жар, ему тяжело дышать, и ртом идёт кровь. Лекари ничего не могут сделать. Боюсь, я могу стать ярлом ещё до начала лета этого года.

      – Йотуновы кости! Хакон, нашёл время! – выругался Финстер, после чего сорвал злобу на паре лакеев, криво поставивших один из столов, наорав на них. Олаф знал, что эта новость расстроит ярла Леофина – они с отцом и ещё одним ярлом, берсом Густавом Хантерли, были давнишними друзьями, прошли не одну войну вместе, в том числе, войну с конунгом Халлстейном. Дружба этих трёх ярлов была столпом, на котором держался весь Филнъяр.

      – Я занимаюсь всеми делами Фростхейма с начала зимы, можешь говорить со мной так же, как говорил бы с ним, Леофин.

      – Мальчик мой, есть вещи, о которых можно поговорить только со старым другом, – отмахнулся ярл-сокол, – впрочем, ты уже сам понял, что собираемся мы здесь не только лишь для того,