Северная рапсодия. Себастьян Полхаммер

имевшуюся у одного из братьев, компания собралась вокруг костра и начала растапливать снег в котелке.

      – Камыш, чем ты занимаешься? Ты живёшь в этой деревне? – решил начать беседу Лейф. Возможно, сейчас у него получится разговорить их попутчика, или даже разоблачить его. Ещё не поздно было бросить всю эту затею и придумать новый план по переправе.

      – Нет, я живу с дядюшкой. Помогаю ему. И рыбачу, – отвечал Камыш. Похоже, со вчерашнего дня ничего не изменилось.

      – А твой дядюшка, говоришь, паромщик? – встрял Эгиль. – И много зарабатывает? Часто перевозит кого-то?

      – Не знаю, довольно редко, сколько зарабатывает – не спрашивал. Обычно нам хватает того, что мы добываем сами. Он берётся за перевозку, только если это очень важно, – отвечал Камыш. Он протянул Лейфу предложенные ранее овощи, которые тут же отправились в котёл, едва снег растаял. Вскоре, вслед за ними должна отправиться и копчёная рыба – чёрт его знает, что из этого получится, Лейф никогда не готовил уху из овощей и копчёной рыбы, но звучало вполне аппетитно.

      – А вы двое – братья, да? – неожиданно спросил Камыш. Ну, неужели! Завязка нормальной беседы?

      – Практически. Мы названые братья – наши отцы работали вместе, в домах по соседству. Мой отец – плотник, его – кузнец. Зачастую заказы брали один на двоих – кузнечное дело идёт с плотницким рука об руку. Мы с Эгилем росли вместе, через многое прошли в детстве, и стали друг другу братьями, – рассказал Лейф. В этот момент он осознал, что они даже своих имён Камышу не называли, он их знал лишь как «тех двоих, пришедших с пустыря».

      – Брат может не быть другом, но друг всегда будет братом, – гордо заявил Эгиль.

      Камыш ничего не ответил. Лейф ждал, что тот спросит ещё что-нибудь, но он просто молчал, смотря на огонь. До чего же трудно с ним разговаривать. Повисла неловкая пауза, которая, казалось, никак не смущала их проводника.

      – Камыш, дружище, расскажи-ка поточнее, куда конкретно мы идём? Вы с дядей в курсе, что на реке сейчас наверняка рыщут люди Тарлинга и Тортоннинга? Не опасно в такое время организовывать паромную переправу? – вновь взял инициативу Эгиль.

      – Кто рыщет? Я про это ничего не знаю, – ответил проводник. Ну да, конечно, рассказывай тут. Хотя, похоже, этот парень вообще очень многого не знает.

      – Дружище, у меня такое чувство, что когда мы доберёмся до твоего дядюшки, нас кто-то из этих ребят возьмёт да и нашпигует стрелами, приняв за шпионов. А, может быть, это сделают твои дружки-бандюки, поджидающие нас в засаде у реки, м?

      Лейф заулыбался в предвкушении. Когда нужно было бить не в бровь, а в глаз, Эгилю не было равных. Камыш непонимающе захлопал глазами.

      – Какие дружки? У меня нет друзей, только дядя.

      – Вот, значит, как? Ты давай-ка, кончай нам мох в уши пихать, клоп речной! Ты смотри, Лейф, за дураков нас держит, паршивец! Какой ещё дядюшка?! Ты даже возраста его не знаешь! Сидел перед нами, длину бороды выдумывал!

      – Но у него, правда,