Тот, кто меня купил. Ева Ночь

не даст меня в обиду. А я его извращенцем величала. Даже стыдно. Но это от незнания.

      Когда он останавливается на площадке неподалёку от знакомого подъезда, внутри сжимается нехороший комок. Я не смогла скрыть свой испуг. Я не говорила ему, куда ехать. Тогда откуда?..

      – Неужели ты думала, что я не узнаю о тебе всё, прежде чем звать замуж? – приподнимает Эдгар бровь, и я с облегчением выталкиваю застрявший в горле воздух. И правда, что это я?..

      Он идёт со мной. И шушуканье бабок на лавке то прекращается, как по мановению волшебной палочки, то яростно возобновляется, когда мы, поздоровавшись, заходим в подъезд.

      – Смотри… тихоня…эт надо ж…Отхватила.

      Они что-то ещё бормочут да сетуют, но Эдгар начинает чихать и кашлять от пыли.

      – Веди уже быстрее, – ворчит он недовольно, – пока меня не настиг приступ аллергии. У вас, видимо, коты. А у меня непереносимость на кошачью шерсть и запах.

      – Да мы уже, собственно, – открываю я дверь на первом этаже своим ключом. В последний раз?

      Страшно. Несмотря ни на что, страшно. Это как кусок жизни уходит в прошлое. Как часть сердца отрезать и выкинуть. Жаль, что с тёткой так. Но, может, есть шанс наладить хоть какие-то отношения. Эдгар обещал пригласить её на свадьбу и не запретил видеться. Она всё-таки единственная моя родственница. Больше нет никого. А если и есть, я ничего о них не знаю.

      Я собираю вещи, а Эдгар стоит столбом на пороге моей комнатки. Рассматривает безразлично помещение. Взгляд его скользит по выцветшим обоям, по узкой кровати с деревянными спинками. Задерживается на столе с поцарапанной столешницей, где ровными стопочками лежат мои конспекты и приютилась настольная лампа советских времён с абажуром. Тётка мне её придарила. Да так она со мной по жизни и прошла несколько школьных лет и два года университета.

      Мне не стыдно: в комнате чистота и порядок. Я очень аккуратная и экономная. Заслуга детского дома и опять-таки тёти Али.

      – Ты всё? – торопит меня Эдгар. Видимо, не терпится поскорее уйти отсюда. Не нравится ему здесь, наверное.

      – Сейчас. Вещи захвачу.

      – Я же сказал: оставь, – в голосе столько резкой непримиримости, что я выпрямляюсь, сдувая прядь с глаз. Черты лица его заострились, стали почти хищными. Тёмная щетина выделяется как-то особенно остро. Он побледнел? Ему дурно? Да ну, быть не может.

      – Эдгар, это мои вещи. И я хочу их забрать.

      – Я же сказал: у тебя будет всё необходимое и даже больше. Ты плохо слышишь? Или не умеешь слушать?

      Почему он злится-то? Ничего не могу понять.

      – Это будут твои вещи. И когда всё закончится, я бы хотела уйти с тем, что у меня есть.

      – Гордая? – ухмылка кривит его губы, а ресницы прячут глаза. Что в них сейчас? Презрение? Брезгливость?.. – И с чего ты взяла, что наш брак – это что-то недолговечное?

      Я запинаюсь и краснею. Безотчётно заправляю прядь волос за ухо.

      – Мне показалось, это очевидно. Я нужна вам для чего-то.

      – Тебе! – хлещет он меня резким словом, и я обхватываю плечи, будто мне