Перламутровая жизнь. Виктор Вассбар

Валентина и к Пелагее, – говори соседушка.

      – Вот я и говорю, свадьбу мужик богатый сделал. Насобирал по всем подворотням человек полтыщи, там тебе и мужики и бабы были, все, кому не лень было с печи слезть. Угодить селу надумал и пропоил более 500 рублей.

      – Ох, ты ж, Господи! Деньжищи-то какие! – приплюснув правую руку к щеке, ужаснулась Валентина.

      – Да кабы ещё это, так после ещё неделю гулеванили, поил и кормил всех, кому не лень в дом его прийти было, а после праздника-то над ним, дураком, все село смеялось. Хотел уважение водкой купить, а вышел изъян своему карману.

      – Вот и поделом ему, коли он дурак набитый, – ухмыльнулась Серафима.

      – На эти деньги можно в Северо-Американские Соединённые Штаты съездить, – задумчиво проговорила Марфа.

      Подруги онемели и воззрились на Марфу округлившимися от удивления глазами. Брови женщин выползли вверх, а челюсть, отчалив от своего естественного причала, медленно поплыла в сторону вздымающейся груди.

      – Ты чего, Марфа? – придя в себя от слов подруги, потрясших, казалось бы, своим безумием всех женщин, проговорила Серафима. Какие Северо-Американские Соединённые Штаты? Ты о чём, подруга? Очнись!

      – Нормальная я, – поняв беспокойство подруг, ответила Марфа. – Это мой, видно, свихнулся. Поеду, говорит, в Штаты за золотом, в Ка… Канрифорнию.

      – Калифорнию, – поправила соседку Валентина.

      – Да, Калифорнию какую-то. Прописывали, сказал дуралей мой, в какой-то газете, что людей туда собирают на просмотр какого-то великого водопада прозываемого Наагарским…

      – Ниагарским, – сказала Валентина.

      – Да, Ниагарским, и продлится это безобразие два месяца. Так вот… мой дурень сказал, что как туда приедет то сразу за золотом в Калифорнию отправится. Пока, говорит, те люди водопад смотреть будут, он каменьев золотых насобирает, а потом с теми глядунами домой с золотом воротится. А денег, в газете той прочитал, надо всего-то 400 рублей. А у самого, дурака и красненькой нет.

      – Плюнь ты на него. Все они дураки безмозглые, пусть себе мечтает. Мой тоже не лучше, – задумчиво проговорила Серафима. – На прошлой недели такое отчебучил, что аж диву даёшься, откуда такие мысли у них берутся. Толи с пьяни, толи с похмела, толи сам чёрт, прости меня Господи, – перекрестилась, – на ухо им шепчет.

      Женщины перевели вопрошающий взгляд с Марфы на Серафиму и сосредоточили на ней внимание.

      – Картины, говорит, рисовать буду. Заприметил у свата какую-то картинку в деревянной рамке, тот её на днях из Бийска привёз. На ней, сказал, деревья как у нас на взгорке. Купил её сват за три рубля и сказал моему дуралею, что картины те нарасхват шли. Сказал, что картина та писана каким-то художником с шишками, – высказалась Серафима.

      – Шишки-то зачем ему… художнику тому? – удивилась Марфа.

      – Мне это не ведомо, подруженька. И мой оболдуй не сказывал об этом.

      – Шишкин это, – деловито проговорила Валентина.

      Женщины воззрились на Валентину