Варшавские «Пантеры». Алексей Владимирович Гребиняк

я скоро тоже, – окунув кисть в белую краску, изобразил рядом с флагом символ Польского Подпольного Государства, напоминавший помесь буквы «Р» с якорем. А потом, посерьезнев и вздохнув, аккуратно вывел на правом брызговике слово «PUDEL».

      На вторую «Пантеру» краски едва хватило, чтобы замалевать кресты, да нанести флаги на башню. К тому же, другим повстанцам, заснувшим было на танке и рядом с ним, тоже пришлись не по вкусу шараханья Витольда – и они вполголоса поведали ему все, что они о нем думают, и что с ним сделают, если не перестанет шуметь. После чего тот быстро ретировался обратно к первому танку и завалился спать на грязном брезенте, брошенном под брюхо машины.

      Усталость накрыла его, как снежная лавина – он даже поленился идти за матрасом к Вацлаву. Снилась ему всякая бессмысленная чушь: он то снова и снова бежал из подвала к баррикаде с Тадеушем, тщетно стараясь опередить танки, то почему–то в одиночестве мгновенно переносился на берег моря, где вдали дымил пароход, а порой словно бы парил над городом без помощи крыльев или иных приспособлений и смотрел сверху, как идут по улицам люди и едут, звеня, трамваи. Город в его сне выглядел мирным, и ничто не говорило о том, что в нем сейчас идет война.

      Из темноты по одному подтянулись еще двое членов нового экипажа – бывший капрал, артиллерист Войска Польского, а нынче простой грузчик Ян Богински, назначенный на должность наводчика, за ним отставной капрал Ян Зенка, уволенный из армии еще в 1937 году, и с тех пор промышлявший случайными заработками тут и там до того, как примкнуть к «Армии Крайовой» (то грузчиком, то кочегаром на паровозе, то сапожником). Представившись Вацлаву и осмотрев танк в части, касающейся новой должности каждого, они улеглись спать, где придется: бывалый Богински, как и Мошейский, пришел со своим матрасом и разместился на броне за башней, рядом с храпящим вовсю мехводом, а нетребовательный и привыкший к спартанским условиям Зенка – с куском брезента забрался в танк и уснул прямо на полу боевого отделения.

      Мало кто из повстанцев знал в тот момент, что последние танки истощенных передовых советских частей уже были остановлены немецким огнем на подступах к Варшаве, и начавшееся еще в середине июля крупное наступление Советской Армии захлебнулось. Советским частям не хватало топлива, которое порой приходилось подвозить наступавшим батальонам за несколько сотен километров от складов и хранилищ. Были измотаны и люди, во многих подразделениях – оставалась в строю в лучшем случае половина бойцов, и порой уже полностью была потеряна в боях бронетехника.

      Но Коморовского это не волновало – не зная истинного положения дел на приближающемся фронте (а по некоторым предположениям его близких соратников – и намеренно его игнорируя), он все же отдал убийственный приказ развязать боевые действия в Варшаве. Хоть полковник Монтер, один из руководителей восстания, и предупреждал его и остальных на совещании накануне первого августа:

      – Панове, у нас пять тысяч бойцов, но оружия мало. Всего тысяча винтовок, шестьдесят семь пулеметов, три сотни автоматов, полторы тысячи пистолетов,