На берегах Серебряной Реки. Ира Малинник

старый дуб уже цветет трилистником, а Келли падает в мои объятия! Только ты об этом молчок. А то мало ли, наши парни развесят уши и сами решат попытать удачи. Нет уж, эльфийская кляча будет моя, – сурово сказал Финн.

      Затем он хлопнул друга по плечу и, присвистывая, двинулся домой, обдумывая детали своего плана.

      А между тем всем в городке было неспокойно: неужто Финн Маккенна, тот самый Маккенна, решил сдаться? Вот уже три дня как его не было не видно, не слышно, и никто не оставлял на подоконнике Келли букеты цветов с утренней росой. Красавице даже стало немного обидно: вот она, мужская натура! Носить цветы гораздо все, а дай им задачку посложнее, и любой мужчина пропадет из виду! Ей стало до того любопытно узнать, что же случилось с Финном, что она послала свою верную подружку сходить и разузнать, в чем же дело. Да только узнать ничего не вышло: из дома никто не выходил и никто в него не входил, а слышно было только негромкое пение да вроде бы в окно видно было, что Финн сидит дома и что-то мастерит, а уж что – разглядеть не удалось.

      Так и вернулась подружка Келли ни с чем, и уж до того Келли стало невтерпеж, что подумайте только! – она сама решилась пойти к своему ухажеру. И вот подходит она к дому Финна, а оттуда слышно лишь пение да спина самого Финна видна в окошке. Тогда Келли встала на цыпочки и заглянула в комнату, а на полу сидит Финн, возле ног его лежит длинная-длинная веревка, а он все плетет ее и припевает:

      Красавице Келли охота

      Чтоб дуб изумрудом зацвел

      Маккенна совсем не сдается

      И выход уже он нашел

      – Эй, Финн, – окликнула его Келли, – что это ты мастеришь?

      А Финн, даже не оборачиваясь, лишь помахал рукой, и крикнул:

      – Готовь свадебный наряд, Келли О’Доэрти, потому что ровно в субботу я заставлю дуб зацвести трилистником!

      Такой наглости Келли никак не могла стерпеть. Она тотчас развернулась на своих каблучках, подолом платья подняла в воздух целый столб пыли и пошла прочь, сердито цокая башмачками по мостовой. А Финн только ухмыльнулся да продолжил работать.

      И вот наконец прошло три дня, и веревка была совсем готова. Сумерки опустились на городок – значит, пора! Тогда Финн выпил для храбрости пару кружек эля, намотал на руку веревку и отправился на тот самый луг, который зарос ромашкой и лютиком и на котором эльфы оставляли пастись своих коней.

      Подойдя к лугу, Финн снял башмаки и тихо-тихо пошел в обход, пригибаясь к траве. То и дело он останавливался, внимательно слушая: не слышно ли цокота копыт? Не фыркает ли кто поблизости? Долго так шел Финн, и вот уже прошел и час, и два, а коней все было не видно. Решил тогда Финн лечь вздремнуть чуток, раз уж ему не везет. Но только он было лег и надвинул шляпу на глаза, как невдалеке послышался перестук копыт, словно к нему по лугу шел огромный конь! Тут Финн подвинул шляпу так, чтобы все было видно, а сам притворился спящим.

      Через некоторое время перед ним показался огромный жеребец, чья шкура переливалась серебром под лунным светом. Конь остановился, раздувая ноздри