Тойво – значит надежда. Красный шиш. Александр Михайлович Бруссуев

подымали дух, повторяя слова Калинина, только наоборот.

      – Ваши сыновья будут гордиться вами, – очень серьезно говорили они. – Они воспоют в века сегодняшний день, сегодняшний час, когда вы по собственной воле вступились за дело рабочего класса.

      Красногвардейцы морщились и тревожно думали:

      Нас водила молодость в сабельный поход

      Нас бросала молодость на кронштадтский лед

      Э. Багрицкий. – Смерть пионерки -

      Возбужденный Тухачевский о чем-то все время спорил с вечно пьяным Дыбенко. Оба выглядели буднично, как людоеды перед трапезой, поэтому на их поведение никто особого внимания не обращал.

      Опасения Антикайнена все-таки оправдались – его вызвали к Бокию.

      Тот, словно утратив интерес к политической линии Партии, на съезде присутствовал всего пару дней, всецело поглощенный разработке новой структуры в силовой системе государства. Вернее, следует сказать, в своей собственной силовой структуре.

      – Ну, – сказал Бокий и, выбравшись из-за стола, подошел к окну.

      Тойво коротко кивнул, будто бы приветствуя. Хотелось, конечно сказать что-то типа «баранки гну», но лучше было промолчать.

      Глеб ничуть не изменился после их последней встречи: все те же змеиные глаза, все та же сухощавость фигуры и плавность движений, все то же безэмоциональное выражение лица.

      – Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал, – пристально глядя в глаза, сказал он. – Для меня, и для партии – тоже.

      – Ладно, – согласился Антикайнен. – Сделаю.

      Глеб усмехнулся, вероятно, оценив согласие собеседника, как нечто вызывающее.

      – После поездки домой дышать легче стало? – проговорил он.

      – Мой дом теперь здесь, – ответил Тойво, для которого информированность Бокия о его визите в Финку не оказалась сюрпризом: товарищ Глеб мог при желании знать все и узнавать обо всем – уж такие у него были возможности.

      – В общем, когда выдвинетесь со своими курсантами к Кронштадту, надо оказаться с самого севера от острова. При этом расположиться таким образом, чтобы оказался коридор, никем из твоих людей не просматриваемый. Понятно?

      Уж понятнее некуда.

      – Там-то знают, как идти, чтоб ни на нас, ни на других не нарваться?

      Бокий выказал некоторую заинтересованность. Ему сделалось любопытно, что кто-то понимает его с полуслова.

      Ну, а догадаться, на самом деле, было сложно. Коридор – это двустороннее движение: или кто-то по нему уходит, или кто-то по нему приходит. Тойво-то склонялся к первому варианту, да и то лишь, потому что предполагал, что весь этот мятеж устроен на деньги Бокия, полученные им из сейфа Рахья. Но, черт побери, это подразумевало контрреволюцию, а сам товарищ Глеб представлялся в этом случае предателем.

      – Рекомендую своими догадками ни с кем не делиться, – сказал тем временем Глеб. – Это не пойдет тебе на пользу, а ты нам нужен. Ты нам будешь нужен.

      Тойво несколько раз мысленно назвал себя «земляным червем» – этому человеку нельзя