Цунами. Анатолий Курчаткин

худым человеком в продуваемом, легком пальтишке, подгоняемые морозом, прижимая к груди обеими руками по толстой книге, пролетели куда-то один за другим быстрым шагом трое семинаристов.

      Женя-Джени остановилась посередине площади и, поворачиваясь направо, налево, принялась созерцать окружающую застройку.

      – Давно я здесь не была, – произнесла она наконец.

      – Да, со школы, – подтвердил Рад.

      – Откуда ты знаешь? – удивилась она.

      – Би-би-си из Лондона передало, – сказал Рад.

      – А, я же сама об этом и говорила, – вспомнила Женя-Джени.

      – Ну да, ты сказала, а Би-би-си передало. – Раду все так же проще всего было разговаривать с нею, дурачась и насмешничая.

      В Троице-Сергиевском соборе, мгновенно сносившем сознание своей приземистостью и лаконичностью линий в эпоху золотоордынской Руси, шла служба. Здесь, внутри, в отличие от улицы, было довольно людно. Но не толпа, вполне свободно, и Рад с Женей-Джени под гудение служившего священника и речитативное пение хора, вдыхая сладковатый запах ладана, обошли всю церковь, поднялись к раке с мощами основателя обители, шестьсот с лишним лет назад вдохновившего княжескую дружину на битву с золотоордынским войском, и постояли над ней. Подумав немного, Рад перекрестился. Кажется, он делал это впервые с той детской дошкольной поры, когда матери отца еще удавалось время от времени водить его в церковь. Периферическим зрением Рад увидел, что Женя-Джени повторила его движения.

      – Ты крещеный? – спросила она, когда они отошли от раки.

      – Крещеный, – неохотно отозвался Рад. – Ты, я понимаю, тоже?

      – Нет, я нет, – сказала Женя-Джени. – У меня отец был большим партийным начальником.

      – Чего же ты крестилась?

      – А не надо подсматривать, – ответила Женя-Джени.

      Раду казалось, она ждет от него новых вопросов, чтобы продолжить разговор, но он больше не стал ее ни о чем спрашивать.

      Она вернулась к этому разговору, когда они стояли около ротонды, сооруженной на том месте, где, по преданию, в дни осады монастыря чудесным образом забил родник.

      – Ты веришь в такое? – спросила его Женя-Джени. Рад пожал плечами.

      – Если не верить, значит, обвинять людей во лжи.

      – Но и верить трудно, да?

      – Согласен. – Рад кивнул. Ему неожиданно понравилось, как Женя-Джени развила его ответ. И захотелось подхватить ее мысль. – Вера ведь, в принципе, – сказал он, – основывается на знании. Но знание, в свою очередь, тоже требует веры. Вроде бы парадокс? Ничего подобного. Вот они, люди, что сидели здесь в осаде, видели этот родник, пользовались им, он их спас. Осада закончилась – родник иссяк. Скажи им, что родника не было, – они поверят? Нет, они будут верить своему знанию. Но мы, не видевшие родника, этого знания лишены. Отсюда наши сомнения. Единственный способ развеять их – вера. Мы должны верить тем людям, нашим предкам. Поверим – обретем знание. Укрепимся в сомнении – утратим веру.

      – Иначе говоря, для веры в Бога нужны чудеса. Так? – спросила Женя-Джени.

      Она очень точно сформулировала