Возвращение Орла. Владимир Алексеевич Фадеев

в правлении концерт на гитарах давали, про Чернобыль рассказывали, ещё не затёрлось, всего год как бабахнуло, про мировую политику, сеанс в шахматы на десяти досках – у них, правда, во всём правлении только три шахматиста, семь досок так и пролежали стопкой нераскрытые – Иван Прокопыч получил мат на тринадцатом ходу, два раза пытался отыграться и получил на двадцать седьмом и опять на тринадцатом – от этого чернобыльского рассказчика, который блевал сейчас у колеса. Ну, точно, он, белобрысый очкарик, не мог не узнать. Не терпел проигрывать (проигрыш в его бухгалтерском мозгу ассоциировался с невосполнимыми убытками и дырами в балансе), особенно пижонам, как его не узнать. Узнал – и стало муторно, как будто только что опять проиграл, и от общей несуразицы: весна проходит, капуста не высажена, директора нет, деньги на запчасти в непонятном «Трилобите», а у этих праздник на всю ивановскую.

      Просил даже дочь, может, где и вычитает в клубных подшивках про этот «Трилобит», что за зверь такой? Надо напомнить…

      – Эх, запели!

      – Насодют они нам капусты.

      – Иван Прокопыч, а нам когда заплатят?

      «Вот! А чего у него спрашивать? У директора спрашивайте».

      «Только пуля казака-а во степи догонит…»

      А на душе – брр-р… Что-то будет. Что-то будет… И погода как-то неожиданно изменилась, распогодилось, а с чего? Ни ветерка – а хмарь разошлась, и по радио ведь ничего хорошего не обещали.

      – Смотри, смотри, а этого, орла, мёртвого, уже обратно тащат!

      – Среди белого дня…

      Селифон-водитель с третьего раза дозвонился, куда ему было нужно, и сказал всего-то одно слово: «Привёз». Стоило из-за этого!

      – Вот те и москвичи!.. Евсеич, куда?!

      Нет, не удержать было Евсеича – во дворе гульба, и он не просто так, он при Селифоне, значит, ещё раз – с отъезжающих стакан бормоты, с приехавших – полтешок спиртика… дело!

      Увидел, как подошёл к полянке милиционер, Серёжка Рыбаков, сын его детского друга-родственника и его, Ивана Прокопыча крестник, но связываться не стал – не дерутся и слава Богу.

      Прокопыч уже собрался отойти от окна (глаза бы не глядели!), но вдруг краем глаза увидел поверх всей этой вакханалии, поверх черемух и вётел, за ними, там, аккурат около паромной стрелки корабельные мачты. Ну, мачты и мачты, мало ли по Оке плавает разных судов, бывает, и редкий парус, как длинношеий лебедь в эскорте моторных уток порадует глаз, что ж, но… отсюда, из бухгалтерского окна даже трёхпалубный теплоход только трубу из-за вётел покажет, а эти мачты были видны почти целиком – не только брам-стеньги, но и стеньги и даже верхи мачтовых колонн. Прямые паруса довольно резво тянули корабль слева направо, вверх по течению, хотя, как Прокопыч отметил совсем недавно, не было ни ветерка, лист черёмуховый не шевелился. По всему выходило, что он не плыл, а… летел, летел над водой, над землёй.

      Зажмурился. Проклятый НИИП, чёртов директор… ладно ещё сны дурацкие снятся, так теперь и наяву начало мерещиться. Уверенный, что мираж растает, открыл глаза – корабль не исчез, но остановился, развернулся и,