Научите меня стрелять. Анна Яковлевна Яковлева

позвонил мне, когда я уже была дома.

      – Ну, что, поедем на вокзал?– спросил он.

      –Я уже была, и все, что надо, знаю.

      –Я очень на это рассчитывал,– признался Пашка.

      Вечером за ужином я отдала Егорову листок из блокнота, на котором был записан номер Гошкиного Форда. Он повертел его в руке и спросил об Элеоноре:

      – Она не звонила?

      Только я помотала головой, раздался звонок.

      – Я возле дома, – сообщила Элеонора.

      Мы вышли с Егоровым, помогли внести в дом вещи, вынули из такси перепуганную Машку и машина уехала. Егоров включил в доме свет и показал, как пользоваться колонкой.

      Немного погодя я принесла девчонкам ужин, и мы с Элей немного выпили.

      – Ты осталась на работе?

      – Нет. Пусть думают, что я уехала. Не хочу никому ничего объяснять.

      – Эля, все наладится, вот увидишь.

      Слов, которые Эле помогли бы пережить крах, я не знала, а говорить банальности не хотелось. Я замолчала, предоставив ей возможность выговориться.

      – Я худграф наш закончила семь лет назад, – не глядя на меня, сказала Эля, – замуж выскочила за художника. Творческая личность, планы, амбиции, а я взяла и залетела. Он категорически отказался иметь детей, угрожал, обзывал меня, даже ударил, а я Машку оставила. Оформила развод, села родителям на шею и поняла, что хочу кушать. Пошла на курсы парикмахеров, и с тех пор работаю. Все было нормально, только одиночество иссушило душу.

      Эля допила вино, помолчала и продолжила:

      – Я ведь ему не верила, но он был так убедителен, что проскользнул вот сюда,– Матюшина постучала себя пальцем в грудь.

      «Кто не знает любовь без предательства, тот не знает почти ничего»,– вспомнила я Веронику Долину.

      Рассказать Эле то, что мы узнали о Никифорове, у меня язык не повернулся.

      …Пока Матюшина страдала, жизнь текла дальше.

      Элеонора с Машкой оставались в доме Егоровых, я заглядывала к ним, но всякий раз после визита к новым соседям у меня возникало ощущение, что я навязываюсь, что Элеонора не нуждается ни в ком.

      После аборта Эля окончательно замкнулась в себе. Даже не знаю, разговаривала она с дочкой или нет. Я делала слабые попытки успокоить Элю:

      – Подожди, еще ничего неизвестно, может, его убили и отняли деньги. Ведь это опасно, передавать такую сумму водителем автобуса.

      Эля замотала головой:

      – Нет, водитель не причем, это Гошка.

      Она с трудом выговорила это имя.

      – Какая же я дура! Ненавижу себя. Слушай, попроси Павла, пусть научит меня стрелять.

      Идея показалась мне неожиданной и интересной.

      «Отличный способ сбросить отрицательные эмоции. Лучше пусть мучается от ненависти к этому аферисту, чем к себе», – подумала я и попросила Егорова свозить нас на стрельбище.

      – Это еще зачем?

      – Пусть Эля отвлечется,– объяснила я.

      Через несколько дней Егоров позвонил мне с работы и сказал, чтобы мы с Элеонорой собирались, он заедет за нами и отвезет в стрелковый клуб.

      Элеонора, как только вдохнула запах металла,