После ссоры. Анна Тодд

соус. Я знаю, что это не самый лучший способ сохранять спокойствие и здравый смысл, – но ничего не могу с собой поделать.

      – Я накрою на стол, а ты пока сходи скажи маме, что все готово, – говорю я, когда он заканчивает кулинарить.

      – Зачем? Я просто позову ее.

      – Нет, это некрасиво. Сходи за ней, – говорю.

      Он раздраженно закатывает глаза, но все же соглашается, хотя тут же приходит назад – один.

      – Она спит.

      Я все расслышала, но все равно удивленно переспрашиваю:

      – Что?

      – Ага, вырубилась прямо на диване. Разбудить?

      – Не надо… у нее был долгий день. Я отложу ее порцию, чтобы она могла поесть, когда проснется. Все равно уже поздно.

      – Всего восемь.

      – Да… и это поздно.

      – Наверное. – В его голосе никаких эмоций.

      – Да что с тобой? Я знаю, что нам сейчас неловко и все такое, но ты ведешь себя очень странно, – говорю я, одновременно раскладывая пасту на две тарелки.

      – Спасибо, – благодарит он и выхватывает тарелку, не успев сесть за стол.

      Я достаю вилку и ем стоя, опершись на столешницу.

      – Ну так ты расскажешь мне?

      – Про что? – Он цепляет курицу вилкой и с жадностью начинает есть.

      – Почему ты ведешь себя так… тихо и… мило. Это странно.

      Он молча прожевывает и глотает и только потом отвечает:

      – Просто не хочу ляпнуть что-нибудь не то.

      – Понятно. – Другого ответа я не придумала. Ну, такое я от него точно не ожидала услышать.

      Тогда он переводит стрелки на меня.

      – А ты почему такая милая и странная?

      – Потому что здесь твоя мама и сделанного не вернешь. Теперь ничего не изменить. Я не могу вечно держать в себе гнев. – Я опираюсь локтем на стол.

      – Что это значит?

      – Ничего. Я просто говорю, что хочу вести себя вежливо и не ругаться. Между нами это ничего не меняет. – Я прикусываю щеку изнутри, чтобы не дать себе заплакать.

      Но вместо того, чтобы что-то сказать, Хардин встает и бросает тарелку в раковину. Фарфор раскалывается с таким грохотом, что я даже подпрыгиваю. Хардин даже не вздрагивает и, не обернувшись, уходит в спальню.

      Я заглядываю в гостиную, чтобы проверить, не разбудил ли он выплеском ярости свою мать. К счастью, она по-прежнему спит, слегка приоткрыв рот, отчего ее сходство с сыном становится все более заметным.

      Как обычно, мне приходится убирать за Хардином. Я загружаю тарелки в посудомойку, убираю остатки еды, а потом протираю стол. Я совершенно измучена – скорее психологически, чем физически, – но перед сном мне надо сходить в душ. А где я, блин, буду спать? Хардин на кровати в спальне, Триш – на диване. Наверное, мне лучше поехать назад в мотель.

      Я переключаю отопление на более высокую температуру и выключаю свет в гостиной. Когда я захожу в спальню, чтобы взять пижаму, то вижу, что Хардин сидит на кровати, упершись локтями в колени и закрыв лицо руками. Он не поднимает взгляд, поэтому я быстро достаю из сумки шорты, майку и белье и иду к двери. Уже собираясь закрыть за собой дверь, я слышу что-то,