Стоунхендж. Юрий Никитин

розовое пятно. Дракон был на половине пути к нему, когда оно превратилось в блистающее облако.

      – Пресвятая Дева! – взмолился Томас. – Кто с кем дерется?

      Облако приняло форму гигантского раскаленного копья. Дракон в последний миг метнулся в сторону, но дохнул жаром, вывернув шею. Хвост копья заискрился и рассыпался. Тут же копье обратилось в огромного зверя из огня и молний, метнулись один к другому навстречу, сшиблись в треске молний и грохоте, от которого задрожала земля.

      – Сэр калика, сэр калика!

      Волхв с неудовольствием приоткрыл один глаз:

      – Опять не спится?

      – Сэр калика, посмотри, как дерутся!

      – Эка невидаль… Все время кто-то с кем-то бьется. Радуйся, что бьют не тебя.

      – То-то и странно. Мы рядом, а кидаются друг на друга.

      – Вот и смотри, зато не заснешь.

      Дракон ревел и рвал когтями волшебного зверя, тот неустанно менял форму, однако дракон как-то удерживал, хватал пастью. Молнии полыхали так часто, что видно было только непрерывный трепещущий, как крылья бабочки, свет.

      Женщина наконец проснулась, глаза были как два блюдца.

      – Что это?

      – Морды друг другу бьют.

      – За что?

      – Сэр калика считает, наши мешки делят.

      Она смотрела непонимающе. Одна огненная стрела вонзилась в землю уже в десятке шагов. Противники взмыли выше, на миг исчезли за невидимыми в ночи тучами. Грохот стал глуше, молнии блистали темно-багровые, раскаляя и поджигая облака. Сверху накатила теплая волна, их обдало запахом паленой шерсти.

      Томас с завистью покосился на калику:

      – Никогда не понять мне отшельников… Страшатся нарушить какой-либо ритуал, а на такую драку даже не повел глазом!

      – Может быть, ему грешно?

      – Смотреть?

      – Смотреть и не вмешаться – это нехорошо. Так нас учили в детстве.

      Томас с удивлением покосился на девушку:

      – Вас что, тоже в пещерах учили? У нас в просвещенной Европе даже короли не умеют читать и писать.

      – Просвещенной?

      – Ну, верой просвещенной. Это важнее, чем уметь складывать закорючки в слова. А сэр калика… Я думаю, не просыпается нарочно. По твоим словам, ему надо быть на чьей-то стороне… А он, судя по всему, и сам не знает, кто и за что дерется.

      Лунный свет падал на ее лицо. Глаза казались темными впадинами, кожа неестественно бледной. Вся она показалась рыцарю непривычно тонкой, совсем не той сильной и уверенной поляницей, какой видел ее всегда.

      – Я вообще боюсь темноты, – призналась она, вздрогнув.

      – Такой, – ответил он искренне, – я тоже.

      Из туч падали с ревом, скрежетом и в сполохах молний дракон и его противник, что начал расплываться туманом, исчезать… Уже едва заметной светящейся дымкой опустился за лесом, и вдруг там возникла темная мрачная гора, а на горе вырисовывался на все более светлеющем небе замок – с зубчатыми башнями, перекидными мостами, окруженный высокой стеной.

      Дракон поднялся