Стоунхендж. Юрий Никитин

только пятна.

      – Мокрые?

      – Наоборот, сухие и горячие. Кто-то или что-то уничтожало их раньше, чем эти трое замечали засады. Они и сейчас, похоже, не ведают, что за ними охотятся.

      Второй нахмурился, сказал предостерегающе:

      – У них пытались отнять то, что они несут, еще в Константинополе, а они все еще не ведают?

      – Они полагают, что уже расправились со всеми.

      – Тогда они должны знать, что поразили самих Тайных. А могут ли они знать такое?

      Младший развел руками:

      – Слишком многое мы не знаем. Похоже, им просто повезло.

      – Я бы на это не ставил. Я бы вел себя так, будто передо мною самые серьезные противники.

      Полянка приблизилась. Рыцарь снял зайца, разломил. Облачко душистого пара на миг затуманило изображение, трое словно ощутили аромат душистого мяса. А у костра уже ели быстро и весело, как едят здоровые люди после целого дня трудной работы. Донесся удивленный голос рыцаря:

      – Вроде у нас соли не было… Как ты сделал, сэр калика?

      – Золой посыпал.

      – Гм… запомню.

      – В следующем походе против сарацин применишь.

      Было видно, как на чистое лицо рыцаря набежала тень. Он задумался, в зубах застыл крупный кусок мяса. Проглотил, наконец сказал:

      – Я бы пошел… Святое дело! Но и брак освящается церковью. А меня он как раз и ждет.

      – Чистая дева на балконе?

      – Сэр калика, если я донесу чашу, а я ее все-таки донесу, то я могу сказать с чистой совестью: Господи, я сделал все, что в моих силах! Кто может, пусть сделает больше, а мне предстоит трудный путь в семью.

      Старший сказал вполголоса, глаза не отрывались от чистого лица рыцаря:

      – О какой чаше он говорит?.. Почему так важно ее донести?

      – Мастер, он несет эту чашу из Иерусалима.

      – Тихо!

      На поляне у костра видно было, как женщина метнула острый, как нож, взгляд в спину рыцаря. Калика снял языком капли жира с ладони:

      – Ладно, утро вечера мудренее. Завтра выйдем к реке, а как на ту сторону, еще не знаю. Переправа далеко справа, а слева – вовсе за сотню верст…

      Свет постепенно темнел, видно было только яркое пятно костра. Старший кивнул с мрачным удовлетворением:

      – Переправа? Хорошо, поможем.

      Младший снял яблоко, сунул блюдо в мешок. Они сели за стол, когда второй сказал задумчиво:

      – Что-то странное с этим каликой… Я наблюдаю за этими местами давно. Переправа была уничтожена лет сто тому. Еще печенегами… С тех пор никто о ней не слыхивал.

      – Давно он в этих краях не бывал… – сказал младший безучастно.

      Затем умолк на полуслове. Глаза его полезли на лоб.

      В полночь калика толкнул рыцаря, тот вскочил – настороженный, ладонь на рукояти меча, сразу вперил взгляд во тьму, будто и не спал.

      – Все тихо, – успокоил Олег. – Не забывай подбрасывать хворост. Мелкий, прогорает быстро.

      Он улегся, накрыл голову волчьей шкурой. Женщина мирно спала по ту сторону костра. Ее пухлые губы чуть приоткрылись,