Бумажный дворец. Миранда Коули Хеллер

игре. На маленьком общественном пляже на противоположном берегу пруда люди уже застолбили участки песка на день и выкладывают на хлопковые скатерти еду, чтобы не дать другим занять это место. Не надо было мне поддаваться на уговоры Питера встретиться с Джонасом и Джиной на пляже. Не могу представить, как увижу Джонаса в ярком свете дня, как буду есть приготовленные Джиной сэндвичи с тунцом и фальшиво улыбаться, вспоминая вчерашний вечер. Нет ни одной причины, по которой я должна поехать. Это Питер договорился встретиться. Он может взять детей. Никому не будет дела, что меня нет. Кроме меня. Потому что тогда все они увидят Джонаса, а я – нет. Они смогут положить свои полотенца рядом с его на горячем песке. При мысли о том, что я его не увижу, меня охватывает мучительное желание прикоснуться к нему, дотронуться до его руки в воде, голод. Одержимость. Как у тех, кто слышит пение сирен. «Сирена с пенисом», – думаю я и начинаю хохотать.

      – Что смешного? – спрашивает Мэдди.

      – Ничего. – Я осекаюсь. – Ничего смешного.

      – Ты ведешь себя странно, мам, – говорит она, возвращаясь к книге. – Смеешься без причины. Как клоун-маньяк.

      Она расчесывает комариный укус на лодыжке.

      – Чем больше чешешь, тем сильнее чешется.

      Дети все еще в пижамах. На рукаве Финна – засохший свечной воск, попавший на него вчера, когда они с Мэдди пришли пожелать спокойной ночи пьяным взрослым.

      – Мы слышали, как вы поете, – сказал Финн, заходя через сетчатую дверь с лукавым выражением лица, говорившим: «Знаю, что должен быть в постели, но вот он я».

      – Господи, вы уже давным-давно должны спать, – сказала я.

      – Вы слишком шумите, – откликнулась Мэдди. – Джек спит. Отрубился.

      – Залезай, – сказала я, затаскивая Финна на колени. – Только на пять минут.

      Он нагнулся содрать со свечи сталактит застывшего воска. Несколько капель упало ему на рукав.

      – Можно я задую свечи?

      – Нет, нельзя.

      – Вы нас не проводите? Я что-то слышал в кустах. Может быть, там волк.

      – Нет там никаких волков, дурак, – сказала Мэдди. – Пойду налью себе молока.

      Финн слез с моих коленей и свернулся клубочком на диване рядом с Питером, который продолжал разговаривать с Джиной, поглаживая Финна по спине, как будто тот был котом. На другой стороне стола крестный отец Анны Джон Диксон и Памела, жена дедушки, спорили с матерью Джонаса из-за гнездовий куликов.

      – Это наш пляж, – говорила Памела. – По какому праву парковая служба его огородила?

      – Не могу не согласиться. Просто птицам на смех, – сказал Диксон, хохоча над собственным каламбуром.

      – Пляж принадлежит матери-природе, – ответила мама Джонаса. – Вас действительно больше волнует, куда положить полотенце, чем возможное вымирание целого вида?

      – Не откроете мне дверь? – Мэдди вышла из кладовки, осторожно неся два стакана молока.

      Питер поднялся и, нетвердо держась на ногах, открыл дверь веранды, после чего взлохматил