И охотник вернулся с холмов. Мария Пастернак

твоей учебы, решит дело». Ты ведь тоже так думаешь, Ваджи? Думаешь, ты учишься там потому, что старый скупердяй Алистер не пожелал раскошелиться на твою учебу в Эдинбурге?

      – Если честно, что-то в этом духе я и думал, – сознался я. – Но мне так сказал отец. И Джоан. Она тоже не раз давала мне это понять. И не то чтобы я жалел, что учусь там. Мне нравится.

      – Мне казалось, будет неплохо, если ты и Лукас какое-то время проведете вместе. Это не восполнит прошлых лет. Но когда родные братья встречаются только по праздникам и в дни каникул – это неправильно.

      Я был удивлен. Я молчал, не зная, что сказать.

      – Ты говоришь с ним о маноре, о нашей жизни здесь? Вы разговариваете?

      – Дед, – сказал я. – Прости. Мы почти не общаемся, если честно.

      – О ваших предках, – продолжал он, – об истории этого дома? О Ласар Гиале? О католичестве? Когда ты ходишь к мессе, ты берешь его с собой? Он ведь крещен в католичестве, как и ты.

      Я покачал головой.

      – Прости.

      Он тяжело вздохнул и замолчал, глядя в огонь.

      На дворе уже совсем стемнело. Снова пошел снег, за окном, подсвеченные нашей лампой, летели и летели снежные хлопья.

      – Три года назад, когда Лукас приезжал, я провел его по всему манору, показал Арсенал и часовню. Но ему было не интересно. Он все время смотрел в свой этот, как вы его называете, айфон, что ли? Я хотел рассказать ему о Стюартах и Мак-Грегорах, которые жили в этих местах бок о бок. О том, как здесь, в часовне Святого Колумбы, тайно, под угрозой смерти, служили мессу каждое воскресенье в то время, когда у власти был Кромвель и его банда. Но я просто понял, что он не слушает меня, и замолчал.

      – О том, как круглоголовые[41] пришли, когда священник уже приступил к Евхаристии, и женщины и дети спустились во двор и отвлекали солдат?

      Алистер кивнул.

      – Именно это, да. Отвлекали солдат, пока отец Гилберт не освятил хлеб и вино и не унес Святые Дары в тайную комнату, и там его спрятали вместе с Чашей. Солдаты обыскали весь дом, но не нашли ничего и никого и ушли. А после этого Святые Дары снова перенесли в часовню и мессу завершили уже там.

      – У меня с детства мурашки по коже от этой истории. Как представлю, как оно было. Ну и гордость. И горечь вместе с ней.

      – Это было очень опасно, – кивнул Алистер. – В доме в то время почти не было мужчин, защитить его было некому.

      – А всё добрые люди, – добавил дед после короткого молчания. – Кто-то же из них донес, что в доме у Короля-Рыбака служат мессу. И во времена Кромвеля, и после Каллодена солдаты приходили сюда. Только однажды Кэмпбеллам удалось разграбить манор, и тогда пропал Ласар Гиал. Но во все другие дни Господь хранил этот дом и всех, кто в нем.

      Мы оба долго глядели в осыпающиеся руины раскаленных углей. От них шел сильный жар. В комнате стало совсем темно.

      Дед протянул руку к столу, взял бутыль с остатками виски, разлил в два стакана и подал мне один из них. Виски было совсем немного, на дне. Так, по глотку.

      – С Рождеством! – сказал я. – Счастливого

41

«Круглоголовые» (roundheads) – так за короткие стрижки называли сторонников парламента и Кромвеля во времена Английской революции.