Тонкие повести. Стеклобой/Театральные каверзы/Инглубагла. Сергей Платон

приказал взять восемь ваз.

      – Зачем?

      – На подарки для артистов.

      – Каких артистов?

      – К нам театр приезжал, спектакль показывал.

      – Бери, что за вопрос?

      – Мои не трогай, я свои не дам, – вклинился в их диалог Иван, заедающий рыбкой только что выпитый стаканчик, – мне их и так не хватит.

      – Мои бери, художник! Я на вокзал редко хожу. Потом, когда-нибудь мне сделаешь. Но только те, свои, которые с нормальной головой. Из отпуска вернешься – спокойно изготовишь и вернешь. Договорились? Дать тебе пакет?

      Бригада разбрелась по участкам, раскатисто завыли грохоты и транспортеры. Кирюша изначально начал было собирать нормальных лебедей, однако, вспомнив жесткое распоряжение директора, заменил их в пакете на китчевых уродин с бутылочными венчиками вместо голов. Нужно было убегать, а он зачем-то присел рядом с Кирющенко, наполнявшим в тот момент душистой брагой очередную кружку.

      – Будешь? – призывно спросил бригадир.

      – Назар Андреевич, а у вас водка есть?

      – Есть! И предлагаю ее съесть! Тебе насыпать?

      – Ну, – кивнул Кирюша.

      – Вот правильно. Давай-ка, пацан, нахлобучь стакашку как положено! Обрадуй душу, а то такая физия у тебя, как будто кто под носом дерьмецом мазнул. Ты тресни водочки и все пройдет. Что ты так накуксился? Чего случилось?

      – Ничего, – вяло улыбнулся парень и, не поперхнувшись, проглотил жаркую горечь первой в жизни водки.

      Группа актеров и еще каких-то театральных людей курила у автобуса, маскируя дымку перегара сигаретным дымом.

      В нескольких шагах от них мялся Кирилл с пакетом ваз в руках и не осмеливался подойти. Он будто онемел, давно он так себя не чувствовал. А впрочем, он не чувствовал себя так никогда. Артисты гоготали, целовались, перепихивались, кашляли. Он взглядывал в их сторону, он ждал, пока они начнут входить, усаживаться.

      – Здравствуйте, – остановил Кирилл направившегося к автобусной двери последнего артиста, вдруг неожиданно для самого себя, представившись, – меня зовут Кира Будылин.

      – И что? – рассмеялся тот. – А меня зовут Евгений Нильский. Хотя, понятно. Кира, да? Отличное имечко к фамилии Будылин. У вас в Будылино, наверное, все Киры?

      – Нет. Мне кому отдать подарки? Арам Ильич просил вам вазы передать.

      – А кто такой у нас Арам Ильич? – все больше веселился артист.

      Из автобусных окон заинтересованно смотрели другие страшные актеры. Несколько актрис с довольно грубыми, абсолютно карикатурными лицами, напоминающими африканские маски, даже специально вышли и опять закурили.

      – Директор завода, Сарьян, – жалобно проблеял Кира, люто возненавидев и себя, форменного глупца (ходил, дурачина, наряжался), и нахального Арамыча, и беспардонный «театр наглых страхолюдин».

      – А, маленький Армяшка-обаяшка? Как же, как же. Мы с ним подружились. Где подарки?

      – Вот.

      Кира