Освальд Бэстейбл и другие. Эдит Несбит

Она ядреная.

      Съев конфету, свинопас продолжал:

      – Возьмите молодого парня, сбежавшего недавно из Дуврской тюрьмы. Я знаю, за что он вляпался: стащил четырехфунтовый кекс с прилавка кондитерской Дженнера, на Хай-стрит. Отчасти потому, что хотел есть, отчасти из озорства. Но даже если бы я не знал, за что его задержали, неужели я натравил бы на него полицейских? Да никогда. Дайте парню шанс – я так считаю. Но не грызи себя из-за тех солдатиков. Может, их в конце концов поймали бы и без тебя. Я тоже их видел – самые большие разгильдяи, которые когда-либо натягивали солдатские сапоги. Просто в следующий раз остановись и подумай, а после уж открывай рот, понятно?

      Мы сказали, что понятно и в следующий раз мы так и сделаем, и отправились домой. По дороге Дора заметила:

      – Ну а если на свободу вырвался жестокий убийца? Тогда о нем надо сообщить.

      – Да, – согласился Дикки. – Только прежде чем сообщить, надо быть абсолютно уверенным, что он жестокий убийца, а не парень, который с голодухи стащил кекс. Откуда ты знаешь, что сделала бы сама, если б как следует проголодалась?

      – Воровать бы я не стала, – сказала Дора.

      – Не уверен, – ответил Дикки.

      Они спорили об этом до самого дома.

      Не успели мы войти, как начался проливной дождь.

      Когда разговор заходит о еде, начинает казаться, будто ты очень давно не ел. Миссис Биль, конечно, ушла домой, но мы сами отправились в кладовую. Это гостеприимная кладовая, на ее двери нет замков, только большая деревянная щеколда, которую можно поднять, потянув за веревочку, как в сказке про Красную Шапочку. Кладовая выложена чистым влажным красным кирпичом, и, если положить на пол пакет с имбирным печеньем, оно размягчится. Мы нашли половину пирога с ревенем и мясные котлеты с картошкой. Миссис Биль – предусмотрительная особа. Я знаю много людей гораздо богаче ее, которые вовсе не так предусмотрительны.

      Мы удобно устроились за кухонным столом и отлично угостились, хотя ели стоя, как лошади.

      Потом нам пришлось позволить Ноэлю прочитать стихотворение о солдатах. Ноэль бы глаз не сомкнул, если бы его не прочитал. Стих был очень длинным, начало я уже процитировал, а заканчивался он так:

      – Бедные солдаты, вот вам урок:

      Убегать – неправильно, какой в том прок,

      Служить королю вам теперь пора,

      А еще – стране, ура-ура!

      Ноэль признал, что «ура-ура» звучит слишком бодро для стихотворения о солдатах с такими лицами, какие были у беглецов.

      – Но тут не столько про солдат, сколько про короля и страну. Подождите секундочку, я кое-что вставлю.

      И вот что он вставил:

      – Постскриптум: бедные солдаты,

      Не обижайтесь на меня, ребята,

      Я не вам, а королю до утра

      Готов распевать: «Ура-ура!»

      – «Ура-ура» петь нельзя, – сказал Дикки.

      Поэтому Ноэль пошел спать, распевая «ура», и Элис сказала – пусть лучше поет, чем спорит, что это спеть нельзя. Но от его пения было еще больше шума, чем от споров.

      Освальд и Дикки всегда обходили дом,