Икона из скита. Александр Бабин

начальника.

      – Будет тебе я-я и же-же вдогонку. Знаешь, что такое же-же? Объяснить?!

      Курт выпучил глаза:

      – Найн, найн, (нет, нет), не надо же-же!

      – А-а! Испугался! Ну а если не надо же-же, то ты мне, немчура, «Ваньку Лысова не валяй», лучше меня знаешь русский язык. Садись, что стоишь как истукан, чайку выпьем, никак ты у меня в лагере работаешь «Гитлером».

      – Гитлер капут, я Кляйн, – ответил заключенный, все время улыбаясь.

      – Кляйн, Кляйн, удивляюсь, как ты с такой фамилией стал в лагере «Гитлером», ума не приложу. Кляйне майне поросенок через поле ляуфен, – выговорив зэковскую поговорку.

      – Что, Сильвестр Карпович, моя помощь понадобилась, без меня и хлеб без масла? – Курт произнес слова уже на чисто русском языке с чуть заметным акцентом.

      – Ишь как, немчура, смело заговорил! Быстро русскому языку обучился, значит, не хочешь к блатным на лесосеку? Что глазами сверлишь?

      – Найн, найн Гитлер капут!

      – Гитлер капут! Гитлер капут! Никак Сталинград снится, так он у тебя уже позади, – а сам взял с плитки чайник и стал разливать в стаканы чай и тут же прекратил улыбаться. – Ладно, Курт, давай шутки отложим на потом вопрос серьезный, касается нас с тобой. Ну, что там у тебя в «вермахте» золотишко коробчим потихоньку?!

      Если бы посторонний человек слышал разговор начальника лагеря с осужденным пленным немцем, не поверил бы своим ушам – такого не может быть, по сути. Так шутливо могут разговаривать только закадычные друзья. На самом деле у них и была дружба, и она длится несколько лет. Это когда начальник лагеря организовал хищение золота с прииска осужденными немцами, выбрав среди них старшего Курта Кляйне по кличке Гитлер. Он и был похож на настоящего Гитлера, только ростом повыше, долговязый, но это ему не помешало заиметь звучную кличку.

      – В этом месяце грамм триста отсеяли, больше никак не получится – вертухай мешает, возле нас крутится и крутится, побаиваемся мы его. Заменить бы его, найти посговорчивее, – рассудительным голосом отчитался Курт.

      – Рад заменить, да не дадут, он ведь из НКВД, знаешь такую организацию?

      – Это мои крестники, с чего ты взял, что он из НКВД?

      – Не знал бы, не говорил. На почте работает одна бабёнка, я с ней шуры-муры, сеновал-лесоповал. По пьяни сболтнула: вертухай отправляет письма в «интересный» адрес, на который и мой зам на меня пишет кляузы. Получается, охранник стучит потихоньку! А без этого в лагере никак нельзя! НКВД везде имеет свои уши. Оно и НКВД, чтобы следить за всеми. Вот у тебя в «вермахте» у чекистов тоже свои люди, не зря же в лагере особый отдел. И в нем служат не наш брат лагерники, пороха не нюхавшие, а бывшие фронтовики! Люди особой пробы! У них начальник кремень, правда, ничего не понимает в нашем лагерном деле, а командует. С ним разговариваешь, а он указательный палец сгибает, как будто на курок револьвера нажимает. Вывод сам напрашивается: вашего брата фашиста много расстрелял – скучает. Ко мне подбирается на лапках, мечтает снять с меня полковничьи погоны и надеть клифт.

      Курт поставил стакан с чаем на стол:

      – С