Холодный огонь. Александра Торн

какая разница, двадцать шестое или тридцатое. Это уже непринципиально.

      – Она родила двадцать шестого, а значит, могла утопить его двадцать восьмого. – Лонгсдейл угрюмо взглянул на комиссара. – Три дня до Самайна.

      Бреннон побарабанил пальцами по папке.

      – Итак, Маккарти не имеет отношения ни к абортам, ни к зачатию ребенка.

      – Ну, она могла сначала обратиться к нему за абортивным средством…

      – Доктор не дал бы ей такого, судя по отзывам его начальства и пациентов. Он двадцать восемь лет работал врачом в муниципальной больнице для бедных. В муниципальной больнице! Вы хоть знаете, что это значит?

      – Нет.

      – Там лечат нищих, бродяг и малоимущих. А ведь Маккарти после окончания университета получил приглашения в самые лучшие больницы. Вот они, все здесь – он хранил их у себя, на память, наверное. Но так и не ушел.

      – Да, – сказал Лонгсдейл, разглядывая портрет девушки, который художник набросал со слов миссис Хьюз.

      – Шесть лет назад наш доктор перенес тяжелую ангину и больше не мог практиковать. Незадолго до этого он получил небольшое наследство, купил дом и стал его сдавать. Соседи на него молились – не каждый наскребет денег на врача, а он никому не отказывал в совете. Так что он как раз способен броситься на помощь одинокой женщине, даже если увидит ее первый раз в жизни. Чего не скажешь о нашей жертве номер три. – Натан взял со стола листок бумаги и помахал. – Это наша последняя на данный момент жертва.

      Лонгсдейл оторвался от изучения портрета.

      – Уверены?

      – Аптекарь. Джонас Кавана. Его опознали мать и брат. Риган продолжает обыскивать его аптеку. В тайнике под полом кладовки уже нашли гору средств для абортов.

      Лонгсдейл рассеянно кивнул и отвернулся.

      – Я не могу понять только одного. Ну ладно, Колин Мерфи – случайная жертва, тварь была голодна и сожрала первого встречного. Ладно Кавана – он продал матери абортивное средство, хоть оно и не подействовало. Но почему отец Тайн и Маккарти? Они были хорошими людьми… Неплохими, по крайней мере. Так какой смысл…

      – Перечитали рождественских сказок? – вдруг процедил Лонгсдейл.

      Бреннон аж вздрогнул. Консультант швырнул портрет девушки на стол и отвернулся к окну. Комиссар смотрел на хищный профиль на фоне темнеющего неба и поймал себя на том, что впервые видит консультанта раздраженным.

      – Хорошие люди, плохие люди – какая к черту разница?

      – Ну, если бы речь шла об обычном убийце, я бы с вами согласился. Но это же дух.

      Лонгсдейл фыркнул:

      – Вы что, всерьез считаете, будто неупокоенная душа невинного крохи пойдет мстить старым грешникам, которые довели дитя до могилы?

      – Ну…

      – Ну так выбросите этот бред из головы. – Лонгсдейл резко обернулся, и Натан не узнал его лица. – Этой твари плевать на плохих и хороших. Она ищет себе добычу, и первыми стали те, кого она помнит. Они всегда так делают. Это последний шаг от человека к нежити.

      Бреннон не узнал консультанта. Его голос стал глуше, ниже и насмешливей;