Алогичная культурология. Илья Франк

на зеркале гранита.

      Мы попадаем в мир, противоположный миру Пастернака. Здесь вместо действия, жеста – томление, вместо уверенности – сомнение и недоверие, вместо жара – холод, вместо взрыва – оледенение, вместо активных, разлетающихся частиц – мерзлая, каменная плоскость. Вместо вектора движения – замыкающийся круг, кольцо (примечательно, что это частый мотив в стихах того времени, например у Блока: «Там, в ночной завывающей стуже, В поле звезд отыскал я кольцо», «И в кольцах узкая рука»…). Вам этот мир нравится меньше? Но это модель, тут нет места оценочным суждениям. Ночь я люблю не меньше, чем день, грусть и одиночество – не менее, чем веселье и общество.

      В стихах Анненского – мир по Фалесу, ночь, модель инь. Причем уже поздний инь, то есть предутренний мир. Он вот-вот придет в движение, солнце вот-вот пробьется. И это страшит поэта, как, например, в стихотворении «Дымные тучи»:

      Солнца в высях нету.

      Дымно там и бледно,

      А уж близко где-то

      Луч горит победный.

      Но без упованья

      Тонет взор мой сонный

      В трепете сверканья

      Капли осужденной.

      Этой неге бледной,

      Этим робким чарам

      Страшен луч победный

      Кровью и пожаром.

      Мы здесь видим, кстати, как в инь живет точка ян: «В трепете сверканья Капли осужденной». Ян («победный луч») светит из будущего, выхватывает своим светом из темноты каплю, а она этого боится и трепещет! Подобное же происходит и в стихотворении «Электрический свет в аллее»:

      О, не зови меня, не мучь!

      Скользя бесцельно, утомленно,

      Зачем у ночи вырвал луч,

      Засыпав блеском, ветку клена?

      Ее пьянит зеленый чад,

      И дум ей жаль разоблаченных,

      И слезы осени дрожат

      В ее листах раззолоченных, —

      А свод так сладостно дремуч,

      Так миротворно слиты звенья…

      И сна, и мрака, и забвенья…

      О, не зови меня, не мучь!

      Обратите внимание на то, что мы в модели называли основой, – здесь это лиственный свод, в котором элементы сливаются (становясь «звеньями») и который они не хотят покидать. Потому что основа не подогрета, выходить наружу холодно и страшно! В стихотворении «Я на дне» такой основой является темный подводный мир (это инь), а точкой ян в нем – отломившийся и упавший в пруд кусок руки статуи Андромеды:

      Я на дне, я печальный обломок,

      Надо мной зеленеет вода.

      Из тяжелых стеклянных потемок

      Нет путей никому, никуда…

      Помню небо, зигзаги полета,

      Белый мрамор, под ним водоем,

      Помню дым от струи водомета,

      Весь изнизанный синим огнем…

      Если ж верить тем шепотам бреда,

      Что томят мой постылый покой,

      Там тоскует по мне Андромеда

      С искалеченной белой рукой.

      Здесь есть движение (вернее, память о нем), но это не движение свободного жеста, а движение падения. Андромеда представляет здесь тот же архетип, что и солнце (подобно тому как подводные потемки представляют тот же архетип, что и ночной осенний сад, а белеющий под водой обломок статуи