Три дня до Нового года. Наталья Вениаминовна Лосева

закрыв за собой дверь.

      – Да уж, веселее не бывает! – девочка-подросток, скорчившись, присела на край и положила рядом вещмешок.

      – Как тебя зовут? – спросила Надежда, хотя страшно хотела спать.

      Она пыталась угадать, сколько этой девочке лет: четырнадцать, шестнадцать? Ее сыну было бы сейчас тринадцать лет.

      – Леркой меня кличут, – ответила по-простому осужденная и вскрикнула от острой боли.

      – Дайте поспать! – не выдержала Ванесса Розальевна.

      – И вправду – свет потушите! – присоединилась к ней Семеновна. – Никакого покоя.

      Надежда, как самая крайняя и молодая, придерживая катетер, доковыляла до выключателя. В комнате воцарилась темнота. В наступившей тишине было слышно, как захрапела Клавка и где-то далеко завыли батареи. Ванесса Розальевна опять начала крутиться на кровати, подтыкая под себя одеяло. Нет, Надежде уже не уснуть, хоть ужасно хотелось забыться, чтобы не чувствовать боли и подкатывающей к горлу тошноты.

      – Тебе сколько лет? – после некоторой паузы шепотом спросила Надежда у вновь прибывшей.

      – Восемнадцать. С половиной, – с гордостью добавила последнее Лерка.

      Надежда этой истощенной девочке давала гораздо меньше. «Значит, родилась до Чернобыля, – отметила для себя она. – Повезло…» Женщина думала, что новенькая в подростковой, а она уже во взрослой колонии жизнь мыкает. Она представила, как непросто этому тщедушному, наивному воробью вариться в одном котле с тертыми бабами. Наверное, совсем не сладко, вот и приходится спасаться от их нападок в медсанчасти. Ради нескольких дней перерыва, ради тарелки добротного супа, куска масла она даже готова положить себя под нож.

      – Так ты во взрослой?! – вырвалось у Надежды.

      – Ну, когда это кончится??? – раздался из-под одеяла голос Ванессы Розальевны. – Терпения уже нет!

      На время возобновилась тишина. И вдруг возле себя Надежда услышала чье-то дыхание.

      – Это я, – шепотом сказала Лерка. – Все равно не усну. Бок болит, да и голова тоже. Можно я прилягу, а то совсем нет сил… – попросила новенькая Надежду, как будто они давно знакомы.

      Лерка легла на кровать, и Надежда накрыла больную одеялом.

      – Я первый раз в подростковой была на Хромке, а теперь вот в Песках…

      – И чего ты там забыла? – не к месту вырвалось у Надежды.

      – Гм, забыла… Ничего я не забыла, – раздался надрывный голос осужденной. – Это меня все забывают. Мать – в детдоме… А этот придурок – в тюрьме…

      Надежду обожгло. Как же она могла… вот так по-больному, тем более сейчас…

      Лерка говорила быстро, как будто хотела успеть донести что-то важное. Казалось, для нее жизненно необходимым было на краю неизвестной пропасти освободиться от того, что мучило, жгло, не давало покоя. А может быть, хотелось поделиться своей тайной с кем-то со стороны, не из зоны. Поймут ли ее здесь, не осудят? Она тянулась к нормальной жизни и не верила в ее существование, в ее реальность. Девчонка, не знавшая родного