Записки взрослой женщины. Сборник, повести рассказы. Любовь Соколова

зачем тебе ехать в Пермь? Кормят плохо, тяжести таскать заставляют, мотаться туда-сюда самолетами. Оставайся. У меня сын – вот такой парень, – он показал сразу два больших пальца. – Поженитесь. Не понравится сын – на работу устрою, общежитие заводское у нас приличное.

      Я отрицательно покачала головой, имея в виду, что как молодой специалист обязана отработать долг своей стране по распределению три года, никто меня не отпустит, и будут ездить на мне, как на сивке-бурке, до конца срока. А еще родина в Перми – мама, папа, бабушка. Трефовый король тоже там, хотя Ленкины карты ничего определенного о нем не говорят, и сам он несильно в отношении меня проявляется.

      – Неужели там у вас, в Перми, медом намазано? – спросил насмешливый дядька, оценив мою отрицательную паузу.

      – Маслом, – ответила я, подняла коробки и поволокла их в аэропорт.

      Зря спешила. Билетов до Перми как не было, так и не образовалось.

      Про билеты я каждые полчаса спрашивала во всех кассах по очереди, сходила к начальнику смены и дежурному по перрону, некоторое время бежала за стюардессой с пермского рейса, не догнала и вернулась к своим коробкам. В кассе имелись билеты на среду следующей недели. Неужели Шмыга об этом не знал?

      – Может, вам, деточка, поездом поехать, – посоветовала женщина в униформе, проникшаяся моей бедой.

      «Деточка! – думала я, разглядывая свое отражение в стеклах фасада. – Пышечка! С косой! У меня тут две коробки деталей для войны…» А ведь еще недавно я была стихийным идеалистом-пацифистом. Грохнулась в обморок, когда начальник бюро первый раз привел меня в цех. Я же пять лет изучала электропривод прокатных станов и бумагоделательных машин. Весь город – миллион человек с лишком! – хранил от меня свою военную тайну или, наоборот, меня от тайны. Сохранил. Когда в «первом отделе» проводили инструктаж, сказали, что наш завод производит сантехнические смесители, гарпунные пушки и геологические машины. Я поверила, только на пушках слегка споткнулась. Вроде бы отстрел китов запрещен? Инструктор пояснил: коренным народам Севера промысел разрешен в ограниченном объеме. Для них – пушки. И вот, когда в цехе увидела те самые «геологические машины», весь груз открывшейся, не вполне осознанной, но всегда подразумевавшейся истины ринулся на меня броней цвета хаки на гусеничном ходу с во-о-от такими дулами вовсе не гарпунных пушек. В цехе жила, росла и множилась, вызревала большая война. Весь наш завод и город в полном составе работал только на войну. Я, как большинство моих земляков, пришла в этот мир с единственной целью – обслуживать и вооружать войну. Значит, так надо, в этом состоит мой долг и смысл. Именно этот момент моей жизни – внезапное прозрение и покорное согласие обслуживать войну – я считаю актом потери невинности.

      Служение делу тотальной войны оказалось необременительным, и вот теперь впервые напоролось на преграду. Билетов на самолет не было и не предвиделось.

      – Поездом, говорите? Поехать?!

      День клонился к вечеру. Делать было нечего, так что по совету «униформы» я съездила на вокзал. Выяснила: