Записки взрослой женщины. Сборник, повести рассказы. Любовь Соколова

для своих!

      Конституцию, которую встретили факельным шествием, следовало изучать. Наши ребята в общежитии как раздобудут пива, так соберутся у кого-нибудь в комнате и сидят, а после пишут отчет, что Конституцию изучили, статью такую-то. Потом уж и про отчеты забыли, а приглашение к выпивке до конца института шифровали под Конституцию.

      Только музыкант Вова Маслов выпадал из процесса. Он даже в общежитии переселился от наших к своим коллегам из ВИА, и пиво за Конституцию не пил, и называл нашу гонку за очками циничной. А сам-то на себя посмотрел бы. Поет на иностранном языке. Коллоквиум завалил. Еле до сессии его допустили. На первомайской демонстрации нести портрет члена политбюро отказался. Зачет по общественно-политической практике сдал на тройку. У всех «отлично», у него – кое-как. Не мог рассказать, чем МПЛА отличается от УНИТА и на чьей стороне СССР помогает Анголе вести войну. Пустяковина же! «МПЛА – партия труда» – формулировка от зубов отскакивает, УНИТА – все равно что унитаз, неужели трудно уловить аналогию? По отчету группы тоже плавал, ни один фильм из тех, что значились как культпоходы, он не посмотрел. Явный отщепенец. На втором курсе он за «хвосты», оставшиеся с первого, лишился стипендии. Потянул Вова вниз все наши показатели. После ноябрьских, когда он не явился на демонстрацию, мы на комсомольском собрании выдвинули ультиматум: либо исправляешься, либо до свидания – выходим с ходатайством об исключении из комсомола. А дальше одна дорога – на вылет из вуза. Маслов исправляться не захотел, назвал нас «очкозависимым муравейником с обобществленным сознанием».

      Его отчисление никак не сказалось на наших показателях, даже наоборот, сказали: способность очиститься от чуждых примесей – признак сильного общественного организма. Именно так написали в многотиражке про отчисление Вовы Маслова, от которого отказалась группа. Еще и других призвали воспользоваться нашим примером. В конце ноября, когда подвели итоги соревнования, оказалось, что мы лучшие, и после сессии поехали в Ленинград на все каникулы.

      Но до того случился большой конфуз. Восемь человек не сдали экзамен по диалектическому материализму. Было бы одиннадцать, да трое, сходив на переэкзаменовку, дотянулись до «удовлетворительно». При всей идеологической состоятельности на практике нашим ребятам не давалась теория – философия марксизма. Я легко взяла свой «отл» и реально не понимала, в чем дело. Предмет простейший. Это не теория поля, не сопромат, не высшая математика. Есть набор терминов, знай переставляй – успех обеспечен. Ребята и учили термины, и переставляли, но как только преподаватель Элеонора Витальевна Чеснокович формулировала дополнительный вопрос, все построения рушились. Наши двоечники просто не понимали смысла сказанного ею. Вот, к примеру, гносеологические корни марксизма. Что за беда? А Дьяков спотыкался о «корни» и падал ниц под грузом учения, которое «всесильно, потому что верно». Брагин валился на законах диалектики. «Переход количества