И быть подлецом (сборник). Рекс Стаут

двадцать. Слава богу, завтра среда.

      – Во всем этом нет никакой необходимости, – властным тоном заявил президент «Хай-Спот». Он покинул кушетку и присоединился к кандидатам, которые также поднялись на ноги. – Мой автомобиль у дома, и я могу подвезти всех, кому нужно в северную часть города. Оставайтесь с Вульфом, Медоуз. – Он повернулся и подошел к столу босса. – Мистер Вульф, у меня сложилось неважное впечатление после этого вечера. Да, неважное.

      – У меня тоже, – согласился Вульф. – Перспективы довольно мрачные. Я бы предпочел отказаться от дела, но мы с вами связаны сообщением в прессе. – Видя, что кое-кто направляется в прихожую, он повысил голос: – Будьте любезны, уделите мне еще минутку. Хотелось бы договориться о встречах. Один из вас может побеседовать со мной завтра, с одиннадцати до часа. Второй – с двух до четырех. Третий – вечером, с восьми тридцати до двенадцати. И наконец, четвертый – с полуночи. Вы решите этот вопрос, прежде чем уйти?

      Я помог разобраться с этим и все себе записал. Вопрос требовал обсуждения, но поскольку они были хорошими друзьями, настоящих споров не вызвал. Прощание омрачила только попытка Оуэна подкусить меня, заметив, что на лице у Вульфа не видно ни порезов, ни пластыря. Этому типу не хватило такта промолчать.

      – Я ничего не говорил насчет лица, – холодно парировал я. – Сказал только, что он порезался при бритье. Он бреет ноги. Я так понял, что вы хотели сфотографировать его в килте.

      Оуэн от возмущения не нашелся, что́ сказать. Начисто лишен чувства юмора.

      Когда остальные ушли, Биллу Медоузу выпала честь занять красное кожаное кресло. На низенький столик рядом с ним я поставил вновь наполненный стакан, а Фриц – поднос с тремя сэндвичами из хлеба собственной выпечки. Один сэндвич был с рубленой крольчатиной, второй – с солониной, а третий – с деревенской ветчиной из Джорджии.

      Я устроился у своего письменного стола с блокнотом, прихватив тарелку с такими же сэндвичами, как у Билла, а также кувшин с молоком и стакан.

      Вульф только пил пиво. Он никогда не ест между ужином и завтраком. А если бы ел, то не мог бы утверждать, будто не потолстел за последние пять лет – впрочем, это в любом случае неправда.

      Порой бывает любо-дорого посмотреть, как Вульф вытягивает правду из собеседника, мужчины или женщины, но временами это зрелище вызывает зубовный скрежет. Когда точно знаешь, куда клонит босс, и следишь за тем, как он тихонько подбирается к жертве, чтобы не спугнуть ее, это чистое наслаждение. Но случается и такое, что Вульф не преследует никакой конкретной цели – или она вам неизвестна, – прощупывает клиента то в одном месте, то в другом, потом начинает все сызнова и, как вам представляется, абсолютно ничего этим не достигает. Проходят часы, у вас давно закончились и сэндвичи и молоко, и тогда рано или поздно наступает момент, когда вы даже не даете себе труда прикрыть рукой зевок.

      Если бы в четыре часа утра в ту среду Вульф снова начал расспрашивать Билла Медоуза о его связях с публикой, которая