Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие. Лариса Тимофеева

Андрэ, Карина, ведунья из джунглей. – Каждый был послан предостеречь».

      Я не видела, как подошёл Сергей. Очнулась, когда он запустил пальцы в волосы, разрушая узел. Наклонился; закрыв глаза, втянул в себя воздух и осторожно сжал пальцы в кулаки.

      – Мне надо впитать в себя всё, что люблю, и увезти с собой.

      Разжав кулаки, он принялся перебирать пряди волос, коснулся мочек ушей, скользнул пальцами по шее.

      – Доброй ночи, Девочка. Прости меня.

      – Доброй ночи, Сергей.

      Он взял сумку и вышел из спальни. Я вновь собрала волосы и пошла в душ.

      Тёплые струи смыли запрет на выражение эмоций. Я плакала молча, без рыданий, смешивая боль поражения со струйками воды. «Я верила в любовь, а на деле банально не выдержала конкуренции. Одна из многих. Вне конкуренции была только одна… Карина… а ведь дама из торгового центра очень похожа на неё… Зато у меня есть почётное звание жены, я – мать его детей… ах, и в этом звании я вряд ли единственная… Ширма. Я – ширма. Вот определение для меня. До чего же мерзкое слово. Нет. Надо забыть его. Я не ширма».

      Я сняла водонепроницаемую шапочку с головы, расчесала и заплела волосы в косу, надела халат и вышла из ванной.

      Катя была уже в кровати.

      – Мама, я душ у себя приняла. Ты с какой стороны ляжешь?

      – Выбирай, Котёнок, там, где тебе удобнее.

      Я прошла в гардеробную, нашла в ящике с новым бельём упаковку с ночной сорочкой. Купленная на всякий случай, сорочка была распашонистой, коротенькой, на тоненьких бретельках, не сорочка, а сплошной секс-призыв. «Ну да всё одно лучше, чем ничего».

      – Максим наказал, чтобы я не приставала к тебе с вопросами, – полувопросительно сообщила Катя.

      – А тебе хочется «приставать»?

      Укладываясь ближе ко мне, Катя кивнула, боднув меня в плечо.

      – Да. У меня один главный вопрос и один не очень.

      – С какого начнём?

      – С главного. – Катя помолчала и спросила: – Ты хоть какую-нибудь вероятность допускаешь, что вы с папой когда-нибудь будете вместе? – и затихла, даже дыхание задержала.

      «Всё тот же вопрос, – устало подумала я. – Как ответить тебе, девочка? Сказать, как есть, значит, отнять надежду. А это единственное, что тебя поддерживает. Солгать? Я не хочу лгать».

      – Чтобы я и твой папа вновь были вместе… для этого моя любовь должна стать больше, чем моё желание быть единственной, а так любить я ещё не умею.

      – Папа говорит, что ты и есть его единственная, просто он совершил ошибку.

      «Ошибку длиною в четыре года? – могла бы возразить я, если бы разговаривала с Сергеем. – А сколько ошибок было ещё? Более коротких, а, возможно и более длинных? Систематически совершаемая ошибка перестаёт быть ошибкой и становится образом жизни», – подвела бы я итог, но Кате возражать я, конечно, не стала.

      – Мама, папа говорил со мной откровенно… я знаю, какую жизнь он вёл… ну, до тебя. И про его обещание знаю…

      – В таком случае… – я повернулась к Кате и оперлась головой на руку, согнутую в локте, – в таком случае, Катя, ты