Канцелярский клей Августа Мёбиуса. Сборник рассказов. Юрий Горюхин

умничай, дедушка. Не помнишь, значит? Оформить без документов мы вас, конечно, не можем, но на какое-то время приютить в наших силах. Сейчас придет санитар, помоетесь, возьмем анализы, потом в палату номер три.

      – А по прошествии некоторого времени, что со мной произойдет?

      – Не бойся, дедушка, на улицу вас никто не выбросит.

      Непонятно, мы на ты или на вы. О, – санитар.

      ***

      Большая белая дверка с маленьким черным номерком три, надо ли мне постучаться, прежде чем схватиться за массивную ручку? Голова как чешется после жесткого мыла и пальчик болит – зачем тыкать так глубоко своими иглищами?

      Здравствуйте, братья и сестры! Извиняюсь, здесь, наверное, только братья. Что рот открыли, я не апостол Петр – это вам показалось.

      – Доброе утро, я ваш новый сосед.

      Молчат мудрые аксакалы – это только молодость разбрасывается словами. А ну, встрепенулись! На зарядку становись! А где моя кроватка? Это около самой двери?

      – Мне здесь расположиться?

      Опять молчат, не иначе, компания злоупотребляет аминазином, но ничего, мне необходимо как следует поспать после ночных приключений и тихое общество вполне мне подходит.

      ***

      – Вы новенький?

      Сколько я спал? И сколько мог проспать еще, если бы у моего коллеги не восстановилась синоптическая связь в обоих полушариях.

      – Да, я новенький.

      – Можно я присяду на вашу койку?

      – Пожалуйста, присаживайтесь.

      – Вас как зовут и, сколько вам лет?

      – Меня зовут Зигмунд Карлович и мне восемьдесят один год.

      – Я вас старше на два года, в нашей комнате все самые старые. Они думают, что если нас всех вместе собрали, то мы не будем травмировать остальных частой смертью, а сами-то мрут быстрее нас. Хе-хе-хе, Боярошниковой всего шестьдесят пять было – вчера хоронили, сын с дочкой приезжали на такси, вы видели, как дочка плакала? – притворялась. А я один совсем, у вас-то есть кто?

      – Да как вам сказать…

      – А, понятно.

      Что ему понятно, когда мне самому ничего не понятно.

      – А вы что же не русский?

      – Почему?

      – Имя у вас странное, таких у русских не бывает.

      Национальный вопрос существенен, а кем я предположительно могу быть?

      – Зато у меня фамилия русская – Иванов.

      – Тогда другое дело, а я украинец Степан Загуло – да ну что я вам рассказываю – вы то меня знаете, меня все здесь знают. Пойдемте телевизор смотреть до завтрака, сейчас новости будут.

      – Нет, спасибо, я еще немного подремлю.

      Зачем я ему наврал, теперь буду до конца дней в этих пропитанных лекарствами и сбежавшим молоком коридорах Ивановым Зигмудом Карловичем – кошмар!

      ***

      Все ушли. Четыре плохо заправленные продавленные койки, большое окно, за окном дерево, за деревом голубое небо. Хорошо не спеша побродить в лесистых окрестностях, пособирать съедобные грибочки, пожарить их на постном масле и съесть. Пойду-ка позавтракаю, если, конечно, резвые старушки не разобрали мою порцию на добавки.

      А