Странные миры, странные гости. Виктор Моор

въедается. Не сорвешь!

      Сыпанув заварки, Галина отдалась воспоминаниям. Реновация в их доме номер тринадцать и правда прошла как-то чудно. «Аверно» объявило, что за ремонт возьмется в полночь! Многие, конечно, заартачились такому самодурству. А как же на работу вставать? А дети – их в садик везти? А ежели они не выспятся? Но, удивительное дело, в объявленную ночь население хрущевки свалил беспробудный сон. Звуков, шумов почти что и не ощущалось. Только однажды Галина проснулась от глухих ударов и шебаршения, словно по крыше прямо над головой тащили нечто тяжелое. Осторожно выглянув в окно, она сначала ничего не увидела…

      – Сломанные зонтики…

      – Не поняла?

      Степанида застыла, не донеся руку с выпечкой до густо намазанного помадой рта. Галя тут же смутилась. Засуетилась, начала переставлять чашки на ветхой скатерке.

      – Да я это так, вырвалось…

      То, что Галина Петровна узрела в окно той «реновационной» ночью, напомнило ей старый изломанный зонт покойного супруга. Черная, маслянистая ткань, натянутая меж изогнутых распорок, мелькнула перед ее глазами и исчезла, растворившись во тьме ночного неба. Женщина вспоминала представшую перед ней на миг сценку со смутным, каким-то сверхъестественным трепетом.

      Решив сменить тему, Галчонок оттянула ворот кусачего пуловера:

      – Что ж я все о себе да о себе. У вас то как дела?

      – Помнишь заброшенные корпуса ткацкой фабрики на Серпантинной? Хозяин у них объявился. Какой-то итальянец, кажись – по программе привлечения иностранного капитала. Приехал, рабочих завез. Споро отстроились, заработали по полной! Местные мужики чаяли, что им работенку подбросят, да не тут то было. Итальяшка, видать, своих сотрудников привез. Целый штат. Работают день и ночь… А потом случилось несчастье…

      Поджилки у Степушки до сих пор потряхивало, когда она думала о тех недавних событиях. Ни с того ни с сего в Авокадово началась небывалая эпидемия. Люди мерли, будто мухи. Болезнь какая-то диковинная – прежде на теле появлялись язвочки, уколы, затем обнаруживалось малокровие. Старуха-смерть многих покосила, с собой уволокла. Ходили слухи, что появились какие-то мохнатые восьминогие твари, нападавшие на спящих. Одни называли их блохами, другие вшами… На фабрике пожар разбушевался – ворота проломились и из здания полилось черное море. Присмотрелись повнимательнее, оказалось – пауки! Да не обычные, не меньше овчарки. Внутри ткацкой фабрики все было в коконах, паутине и сотканном из нее полотне. Владельца так и не нашли, как в воду канул.

      Галина разохалась, не переставая теребить уколотый палец.

      – Чего только не бывает на свете! А у нас такого беспорядка нет. Никаких тварюг-паразитов. Тишь да благодать. Было, правда, что повадились хулиганить некоторые из местной шпаны, но это быстро все стихло. Сережка, младший сын той Клавдии, надумал портить кнопки в лифте (у нас же девятиэтажка). Курит и сигареткой прижигает. Однажды допыхтелся, оболтус. Нашли его в подъезде: сидит на полу,