Наше неушедшее время. Аполлон Давидсон

«толщей забвения»? Но ведь нынешние поколения, никуда не деться, – наследники «Советской Атлантиды». Так что знать ее нам обязательно надо. А легко ли это – знать ее, по-настоящему понимать? Можно ли вполне верить официальным документам? Пропаганде? Нужны честные признания тогдашних людей. Но они боялись вести дневники, писать воспоминания. Их мнения искренне выражались лишь в доверительных беседах друг с другом. Но эти разговоры не записывались. Так было не год или два, а много-много лет.

      А разве то время совсем ушло? «Еще недавно казалось, что советские условия безвозвратно ушли в прошлое и мало кому интересны. Но сейчас наше общество все больше напоминает мне ту страну, в которой я прожил первые шестьдесят лет своей жизни… А коль скоро это так, прошлый опыт важен не только будущим историкам, о нем полезно знать и современным молодым людям, даже если они сами этого пока не осознают»[11].

      В наше время сказано:

      …кораблям, что следуют за нами,

      Придется драться с теми же волнами,

      И скрежетать от той же самой боли,

      О те же скалы ребра ободрав[12].

      Да скалы могут меняться, волны – тоже. Но боль-то они продолжают приносить! Поэтому знать об этих годах надо. Забываем – и платим за это снова и снова. Да еще как!

      А что забываем? Многие страны и народы помнят в своем прошлом прежде всего то, чем можно гордиться: успехи, достижения, победы. Не исключение тут и мы. В заметках поэта Роберта Рождественского есть такая фраза: «Долгое время мы говорили о своей стране, как принято говорить о покойниках: только хорошее»[13].

      А государственные ошибки, промахи, преступления? Если их забыть, не вспоминать, они повторятся. В сталинские времена даже упоминать-то об этом было невозможно. Теперь появляются правдивые воспоминания. Но как же их мало!

      В судьбе каждого из нас отражается время, на которое твоя судьба пришлась. Я вспоминаю, как повидал в своей жизни то, что важно и сегодня.

      Мой жизненный путь не был усыпан розами. Но мне везло, я думаю, в главном: на встречи и дружбу с хорошими людьми. Везет и сейчас.

      Слава Богу, у меня друзей немало.

      К вам и обращаюсь!

      II

      «В нашей семье умирают от голода»

      Воспоминания часто начинают с истории семьи – o дедах, бабушках, а то и прадедах и прабабушках. Увы, я так не могу. Дедов я не знал: они, как и еще несколько моих родных, за восемь лет до моего рождения умерли от голода, который в 1921–1922-м настиг Самарскую губернию, да и бо́льшую часть всего Поволжья. Одна из бабушек вскоре умерла. Вторая – во время эвакуации из блокадного Ленинграда, в апреле 1942-го.

      Моя семья попала в два страшных голода: в Поволжье и ровно через двадцать лет – в Ленинграде.

      В детстве, если бабушке казалось, что я чего-то не хочу есть, она говорила:

      – Ты голода не видел.

      О голоде в Поволжье я знал только по рассказам выживших. А о ленинградском… я сам каким-то чудом выжил.

      Какие настроения я видел тогда в среде старой петербургской интеллигенции? Той, которую

11

 Кон И.С. 80 лет одиночества. М.: Время, 2008. С. 9.

12

 Матвеева Н.Н. Братья капитаны // Избранное: Стихотворения; Поэмы. М.: Худож. лит., 1986. С. 85.

13

 Рождественский Р. Поздние записи // Новая газета. 2007. 21–26 июня.