Наше неушедшее время. Аполлон Давидсон

у кого ссылка кончилась.

      Все разговоры велись при мне, в нашей комнате. Я их понимал – стал уже старше. Важнейшей темой бесед были репрессии. Ведь ни один из приходивших к маме их не избежал. Даже наши соседи по коммунальной квартире.

      Я стал спрашивать маму и ее друзей:

      – А какие люди судят о Сталине так же, как вы?

      Мне ответили:

      – Таких немало. Но открыто говорить боятся.

      Добавили:

      – Академик Иван Петрович Павлов говорил то, что думаем мы.

      И рассказали мне, что слышали о взглядах Павлова.

      Это мне так запомнилось, что я потом много лет искал возможности найти документальные свидетельства об этих взглядах. Находил – по чуть-чуть. В Самиздате. А в печати – лишь через много лет.

      Узнал, что Павлов писал в Совет народных комиссаров, Бухарину, да и Молотову: «Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия… Мы живем под господством жестокого принципа: государство, власть – всё. Личность обывателя – ничто… Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно».

      Письмо в Совнарком он закончил так: «Не один же я так думаю и чувствую? Пощадите же родину и нас. Академик Иван Павлов. Ленинград. 21 декабря 1934 г.»[5].

      Иван Петрович высказывал эти мысли и в лекциях студентам. «Первую лекцию я всегда читаю на общие темы в свидетельство того, что хотя и специалист, но все-таки живу и общими впечатлениями жизни, с ними считаюсь, их перерабатываю и на них реагирую… В последние годы я эту общую тему посвящаю внутреннему состоянию России…»[6]

      Почему Павлова не арестовали? Уж больно знаменит он был. Но и ему, может быть, не избежать бы тюрьмы, если бы он дожил до ужасного 1937-го.

      Конечно, в газетах и журналах эти письма академика Павлова не публиковались, но среди интеллигенции сведения о них тайком распространялись. Так что его слова «Не один же я так думаю и чувствую» брали за душу многих. И тех, кто был сослан в Сибирь.

      Из сибирской тайги – в Ленинград

      Вернувшись с мамой в Ленинград, я оказался среди людей, которым пришлось пройти через испытания сталинского времени:

      Когда судьба по следу шла за нами,

      Как сумасшедший с бритвою в руке[7].

      И очень рано понял, что для советских властныx структур и всех зависящих от них учреждений на мне будет клеймо: «сын ссыльного».

      Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Я с детства мог общаться с интересными и очень хорошими людьми, слушать разговоры об их жизненном опыте, их взглядах, прислушиваться к их советам. Моя судьба вызывала доверие ко мне у тех, кто осуждал сталинизм. Люди, среди которых я рос, знали, что мой отец – в ссылке. Что я там родился. Это вызывало их сочувствие.

      Так что я мог бы отнести к себе слова Евтушенко:

      Я родился в тайге

      у сибирской Оки…

      У реки

5

 Павлов И.П. «Не один же я так думаю…» // Своевременные мысли, или Пророки в своем отечестве. Л.: Лениздат, 1989. С. 94–96, 98.

6

 Павлов И.П. Указ. соч.

7

 Тарковский А.А. Благословенный свет. СПб.: Северо-Запад, 1993. С. 249.