Душа и тело. Наталья Антарес

вкус к жизни и неумолимо приближался к точке невозврата. Клянусь, я бы очень хотела опровергнуть свои подозрения касательно Ханны, но я все чаще ловила себя на предательской мысли, что в нынешних обстоятельствах смерть Йенса станет для нее лучшим вариантом покончить с этой пародией на брак. Прагматичная, расчетливая женщина, разменявшая пятый десяток и обладающая невероятно цепкой житейской хваткой не только не пыталась вытащить Йенса из трясины, напротив, она прямо и косвенно подталкивала его к самому краю бездонной пропасти. Судя по всему, у Ханны уже созрел четкий план на случай кончины гражданского мужа, и, выжав из Йенса всё, что можно, она собиралась уверенно двигаться дальше.

      Эберт, Курт, да что мелочиться, все наши знакомые, безгранично презирали Йенса, и когда в компании о нем случайно заходила речь, мне хотелось заткнуть уши и не слышать тех уничижительных формулировок, на которые не скупились собравшиеся. Эберт открытым текстом издевался над неумением Йенса вести дела, с пренебрежительной усмешкой напоминал, как тот чрезмерно раздул штат, как слишком доверял нагло облапошившим его впоследствии сотрудникам, как не проявил достаточной жесткости в период массовых сокращений персонала и в итоге предсказуемо обанкротился, а развалившаяся на диване Ханна давила в пепельнице бесчисленный по счету окурок, хрипло хохотала и одобрительно кивала, подтверждая абсолютное согласие с позицией моего мужа. А потом к беседе присоединялся Курт, плотный, здоровенный, с вечно красным лицом и хитрыми бегающими глазками: естественно, и у бауэра находились свои примеры, выставляющие Йенса бесхребетным тюфяком, катастрофически не умеющим идти по головам конкурентов. Ханна снова принималась смеяться, и ее удлиненное лицо с выступающим, крупным носом приобретало портретное сходство с лошадиной мордой, Курт в унисон вторил ей басом и лишь Эберт сдержанно кривил губы, но в этом едва уловимом движении чувствовалось в миллион раз больше оскорбительного презрения к Йенсу, чем в незатейливом гоготе Ханны и Курта. Я же в основном молчала, только однажды, я в бесконтрольном порыве сказала, что обсуждать человека в его отсутствие выглядит довольно некрасиво, но обжигающий взгляд Эберта моментально заставил меня вспомнить свое место в этом доме, и с тех пор я ни разу не подала голоса – просто сидела в гостиной и терпеливо ждала, пока Курт откроет бутылку пива, Ханна опять закурит, а Эберт начнет сдавать карты. Ждала, чтобы быстрей пережить этот вечер и назавтра поехать в Хорнебург.

      Как ни парадоксально, но с Йенсом нас познакомила Ханна. Тогда мы с ней уже довольно тесно общались, я успела неоднократно побывать у нее дома, установить приятельские отношения с Мией и Леони, но о существовании Йенса знала только понаслышке, так как Ханна, по всем признакам, предпочитала без крайней на то нужды не светить опустившегося мужа-алкоголика, ведущего отшельнический образ жизни на глухих задворках Хорнебурга. Мы собрались в Даттель за покупками, и по пути Ханна