Душа и тело. Наталья Антарес

II

      За пять прожитых в Германии лет я не обзавелась ни работой, ни личной недвижимостью, ни детьми, зато у меня уже появилась тайна, что для моей донельзя открытой и прямолинейной натуры выглядело настоящим нонсенсом. Однако, факт оставался фактом: уже почти два года я тщательно оберегала наш с Йенсом секрет. Впрочем, мне порой казалось, что как раз-то Йенсу все эти шпионские страсти были глубоко до лампочки, и, не видя в наших встречах равным счетом ничего предосудительного, он всего лишь безразлично шел у меня на поводу, когда я отчаянно призывала его ни в коем случае не афишировать мои поездки в Хорнебург. Говоря по правде, я и сама не могла найти рационального объяснения, зачем молодой супруге известного и уважаемого в городе человека понадобились эти странные отношения, приносящие только щемящую тоску на сердце и оставляющие болезненное ощущение недосказанности и незавершенности. Будучи в курсе истинного положения дел в нашем с Эбертом браке и прекрасно зная, что пламенной любви к мужу я изначально никогда не испытывала, мои родители тем не менее искренне считали главной причиной принятого мною решения сохранить семью панический страх перед возвращением на негостеприимную родину и гадкими ухмылками различных недоброжелателей, мстительно констатирующих крушение воздушных замков Беаты Вишневской –Штайнбах. К счастью, даже у мамы не хватило проницательности, чтобы догадаться о наличии в сложившейся ситуации двойного дна, и в результате она лишь от души похвалила меня за проявленную мудрость, но, думаю, ее постигло бы огромное удивление, узнай она, как нелегко мне дался этот выбор – выбор между правом на самостоятельность и возможностью и дальше украдкой ездить к Йенсу. Я выбрала домашнюю тиранию Эберта, жизнь по указке, уборку, готовку, стирку и глажку, прокуренный голос Ханны, легкомысленный хохот ее дочерей, примитивный юмор Курта и натянутую улыбку его жены-польки, променяв мечты и надежды на чистую совесть, а ведь Йенс, похоже, так ничего и не понял, потому что в тот день, как и в предыдущий, был пьян до состояния полной невменяемости.

      Из чисто женского любопытства мне всегда была интересна реакция Эберта и особенно Ханны, если бы тайное вдруг стало явным. Наверное, на меня бы коллективно поставили несмываемое клеймо сумасшедшей, так как лишь человеку с откровенно нездоровой психикой могли прийти в голову подобные мысли, и нужно быть уж совсем махровым идиотом, чтобы целенаправленно воплощать свои бредовые инсинуации в реальность. Я сознавала, что дождаться понимания мне будет столь же сложно, как и строителям Вавилонской башни наладить между собой конструктивный диалог, а значит, любые намеки, связанные с именем Йенса, равносильны чистосердечному признанию в душевном расстройстве. Я отдавала себе отчет, что поступаю неправильно, однако, продолжала с завидным постоянством ездить в Хорнебург, где Йенс жил…вернее влачил убогое существование в жалкой пародии на частный дом.

      Йенс