От тюрьмы до киббуца и другие приключения. Вячеслав Гуревич

и/или педофилы. Он, не переставая, молился за то, чтобы никто из нас не вышел. Или, по крайней мере, был депортирован и оставил мирный итальянский народ в покое.

      Вся эта информация исходила исключительно от Серджио, ибо я не мог понять ни одного слова калабрийца.

      – Потому что он не по-итальянски говорит, – объяснил Серджио. – Итальянский – это Данте, Д’Аннунцио…

      Он замялся в поисках еще одной фамилии и смолк. Не был он отличником в школе, короче.

      – Не, ну чо тебе объяснять, это язык великой культуры. А этот говорит на диалекте, который происходит… ну, представь, каково с овцами целый день говорить! Вообще-то, он меня побаивается, – гордо добавил Серджио. – Знает, что у меня связи. Ты понимаешь, это то, на чем стоит Италия: тупой мужик надел форму и думает, что он навсегда оставил свою деревню, но он все равно побаивается меня, потому что он видит во мне padrone! Хозяин!

      Теперь, перекинувшись двумя словами с калабрийцем, он окрикнул меня:

      – Суда не будет, Russo! Lo sciopero! Забастовка!

      Не знаю, что там у меня было написано на лице, но для Серджио мое выражение было почище чаплинского или там Альберто Сорди.

      – Забастовка, понял? Велком ту Италия! Che bel casino!

      Наконец он устал гоготать, поднял руку – не говори ничего – и пустился в объяснения. Итальянская рабсила была поголовно в профсоюзах, но профсоюзы были связаны друг с другом временными соглашениями, которые могли быть расторгнуты в любое время по любому поводу. Эдакие средневековые города-государства. Сегодня, как видно, профсоюз клерков в бюро общественных защитников решил устроить однодневную забастовку. Почему? Chissa! Да кто знает? Но без клерков твой адвокат даже папки с твоим делом не найдет! У него даже нет права ее искать! Так что все слушания переносятся.

      – Mannagia! – залился я свежевыученным местным матом. – Porca miseria, figli di troia!

      А что еще я мог выучить в РЧ – Данте с Д’Аннунцио?

      – Но меня-то не общественный адвокат представляет! – запротестовал наш однокамерник Омар. – У меня-то обычный адвокат!

      Серджио подумал и пошел посовещаться с охранником. Я не мог не заметить строгого выражения на лице калабрийца в ходе разговора. Не мог он упустить такого шанса выглядеть авторитетным. Как, впрочем, и сам Серджио.

      – Ну, в общем, наш конфиденциальный источник, – Серджио с трудом сдерживался, чтобы опять не покатиться со смеху, – наш отважный защитник общества от таких монстров, как мы, считает, что у нашего американского друга есть шанс попасть на послеобеденное заседание.

      – Не американец я! – запротестовал Омар. – Я гражданин Канады! У меня канадский паспорт! Смотри! У меня водительские права из провинции Альберта!

      Никаким курсивом нельзя выразить ту гордость, с которой Омар объявил о своем статусе. Ну, в общем, вы поняли – очередной «натурализованный». По части гордости с аборигенами не сравнить.

      На самом деле у Омара было кое-что