От тюрьмы до киббуца и другие приключения. Вячеслав Гуревич

конечно, от такого намека у любого западного учителя инсульт будет. 70-е были в этом плане помягче, но даже тогда, как мне кажется, такого рода обвинения принимались серьезно, особенно в нефтескотоводческом мачо-городе Калгари, вдали от космополитских Монреалей или не дай бог Сан-Франциско.

      Короче, Омар вспылил. И будучи после часов на тренажерах в лучшей форме, причинил обидчикам немалый телесный урон. Что он там сломал им? В детали гордый канадец не вдавался. «I hurt him bad, that’s all.» Но для оценки ущерба пришлось выписывать старейшин из соседних деревень. Семейный вердикт был единогласен: на данный момент Омару предлагалось исчезнуть.

      И только когда Омар вступил в прохладный терминал Королевских Иорданских Авиалиний, он наконец-то осознал, что он был спасен от матримониальной ловушки. Ибо на ближайшее будущее примирения между семьями не ожидалось.

      – «Добились мы освобожденья / Своею собственной рукой», – спел я тихо.

      – Да ладно! – Серджио замахал на меня. – Русские всегда с этими коммунистическими песнями.

      – А что, разве не так все и получилось? – Я продемонстрировал быструю серию левой-правой.

      – Ну да, ага. Коммунисты вечно на себя одеяло тянут.

      У Омара еще оставалось несколько дней отпуска от щедрот канадских налогоплательщиков, и он двинул в Рим. Он прилежно следовал туристическим инструкциям и отдал должное всем красотам, от Ватикана до Треви, от il vino (в деревне ислам толковался жестко) до gelati. Но в сексуальном плане он изголодался… ну это просто решается: пошел на диско, подцепил девчонку – такой весь из себя симпотный спортивного вида канадец (про Иорданию ни слова), какие проблемы? – и повел ее к себе в отель.

      Вот с этого места… это был все же не отель. Это был pensione. Стремно как-то скромному учителю физкультуры аж на отель отстегивать, не находите? Пансион – самое то, подумаешь, туалет в коридоре! Но вот правила там другие. Омару объяснили, что нет, нельзя гостей на ночь глядя, – особенно женского пола, – и ему это совсем не понравилось, особенно после двух-трех стаканов.

      «Да вы с ума сошли? Я заплатил за комнату, или как?» И на тот случай, что этот тупой макаронник не понял английского, он пнул как следует прилавок, за которым стоял ночной портье, сынок хозяйки пансиона.

      А пинок у Омара был почище его джеба. Бум! Затрясся прилавок. Бум! Затрясся кассовый аппарат. Распахнулась нижняя створка, и пара монет вылетела на пол. То есть, может, и вылетели – по крайней мере, так утверждал портье. Ага! Rubata aggravata! Ограбление с отягчающими!

      «Знакомая статья», – подумал я.

      – Ну, ты ему тоже двинул? – Серджио перебил.

      – Пальцем не тронул! Клянусь мамой!

      – Совсем-совсем?

      – Ну, я оттолкнул его, он же вообще хотел меня схватить…

      – У-у-у… – Серджио изобразил болезненную мину. – Эти портье… у них моментально синяки, переломы…

      – Да