Жиль. Максим Обухов

проникал через щели и как хозяин носился по комнате. Деревья плотным строем приближались к больнице, окружая ее со всех сторон. В эту ночь сильный дождь стучал по карнизам, и раздавались раскаты грома. По коридору неслось шептание, слышались отдельные голоса, что переходили в гул и замолкали. Полусонные люди толпились возле окон и потом пропадали в темноте. Сонный дом ложился спать. Лишь в глубине молчания слышалось тяжёлое дыхание Агафьи.

      Ближе к часу мертвую тишину разорвали в клочья, дав понять, что никто сегодня не уснет.

      – Я найду эту чучело и откручу ее дурную башку. Ух, обещаю, она дождется. Чучело-мяучило! – кричала Агафья, за ней следовала свора, которая все бурила глазами в поисках беглянки.

      Они не давали спать всему дома. Жильцы палат приложили уши к дверям и слушали, что происходит. Петр не спал, ворочался в ожидание Морфея. Глаза слипались, рука хватала невидимую кисть, что просилась в руки. Встав ночью, он рассмотрел ночные деревья, освещённые тусклым светом луны. Капли дождя скользили по стеклу, обиженно скатывались вниз.

      – Агафья! – раздавался голос из коридора, баба Нюра кричала, как сумасшедшая. Носясь с тазиком, собирая падающие капли и проклиная свою ночную смену.

      Петр встал, прошелся по комнате, захотел включить свет, но вспомнил про запрет главной медсестры.

      «Включать свет после десяти строго настрого запрещено».

      Если писать слова черной краской, они бы въелись в бумагу и чернели. Как от злости тараканы, застрявшие в щелях. Глаза стали закрываться сами собой. Хотелось спать.

      Не давая никому объяснения, тусклые краски ожили, сделав стены ярче и светлее. Деревья наполнились черно-зеленым светом.

      Глаза слипались, Петр готов был спорить, что уже спит. Он лежал на кровати, укрывшись одеялом, как вдруг почувствовал дуновение ветра. Весенний запах и теплое дыхания нескольких холодных капель, что упали на лицо. Художник почувствовал прикосновения мокрых волос.

      На секунду он открыл глаза и увидел голубую бездну в виде глаз, небольшой нос и пухлые губы. Большой палец, приставленный ко рту, просил тишины.

      – Кто ты? – спросил испуганный художник, но женская рука прикрыла ему рот.

      Глава вторая

      – Не выдавай меня, – она моментально нырнула под кровать. Вовремя. Раздался скрип старых досок, что дрогнули под знакомой грузной походкой. Дверь распахнулась и на пороге появилась Агафья, включив свет.

      – Где она?

      В этот момент лучше притвориться спящим. Художник повернулся к стене и попытался немного похрапеть. Получилось хрипло, неестественно и Петр замолчал. Зажмурил глаза от света. Голос у Агафьи сорвался на истеричный:

      – Где она!

      Ему хотелось провалиться. Агафья требовала ответа, притоптывая ногами, заглушая вырывающийся гнев. Ее глаза шерстили по полу, кровати, тумбочке, подоконнику и окну. Они не могли поймать бунтарку.

      Беглянку спасала простыня, которая тянулась