Дрожь. Якуб Малецкий

будут такие же, как кот. А мы убили уже много, очень много лягушек. Все равно что кота.

      – Но кот – это другое.

      – То есть кота нельзя?

      – Нет.

      – А если б можно было?

      – Но нельзя!

      – А если б можно?

      – Тогда что?

      – Задушил бы бесплатно?

      – Да зачем мне бесплатно душить кота?

      – Чтобы почувствовать, как это.

      – Но зачем?

      – Может, это здорово?

      – Ну и дурак ты!

      С момента встречи в канаве Виктусь каждый день по дороге из школы спускался к темному, прохладному укрытию в кустах и оставлял у края вонючей трубы кусок хлеба со смальцем, спрятанный в ранце именно с этой целью. Через некоторое время шарообразный монстр стал к нему выходить. Поначалу он просто смотрел. Потом съедал на глазах у мальчика куски хлеба и наконец заговорил, причем так, будто его рот набит песком.

      Он рассказывал, что когда-то был могущественным человеком.

      – А как вас звали? Может, папа вас знал?

      Чудовище лишь затрясло головой, а лохмотья заколыхались, источая смрад.

      – Никому не говорить про я, не говорить! Тайна. Ты и я, тайна!

      Виктусь кивал. Никогда прежде он не делил ни с кем тайн. Вернулся домой, переполняемый неведомым доселе чувством, которое так и распирало его изнутри. Это было приятное чувство. Он знал – они нет. Лишь раз он попытался рассказать о своем новом друге Казику, но тот и слушать не захотел. Виктусь не мог понять, как родители могут не знать про Лоскута. Он ведь знал.

      На следующий день, вернувшись из школы, он в рамках эксперимента сказал маме, что один мальчик расплакался на уроке. Мама что-то пробормотала и улыбнулась, продолжая штопать штаны. Несколько дней спустя сообщил отцу, что учительница музыки потеряла очки. Дальше – больше. Он выдумывал все чаще, осторожно нащупывая границу, отделяющую неправду от лжи. Не обманывал только Лоскута, поскольку говорить с ним было почти как говорить с самим собой.

      Однажды Лоскут показал ему пистолет. Он извлек его из складок одежды и продемонстрировал с улыбкой. У пистолета был тонкий ствол и спусковой крючок в форме полумесяца. Выше ряд цифр: 6795. На шероховатой рукояти блестел пот с руки Лоскута.

      – Настоящий!? – Виктусь протянул руку и тут же ее отдернул.

      Лоскут утвердительно кивнул.

      – Ты когда-нибудь из него стрелял?

      – Штрелял.

      – А в кого-нибудь?

      – В кого-нибудь.

      – И попадал?

      Снова кивок.

      – И что? Как это?

      – Тотунг ист… Шайсе. – Лоскут покачал головой и откашлялся. – Убивать – это сам чудесный, сам прекрасный вещь на свете. Это не можно описать.

      – Убивать – самая чудесная вещь на свете, – повторил Виктусь брату, когда они сидели вечером у дома и смотрели на двух старых котов, валявшихся на колодце.

      – Откуда это ты знаешь?

      – Просто знаю.

      – И что, может, уже убил кого?

      – Нет. Пока нет… Но, возможно, убью.

      – Да конечно.

      – Не веришь?

      Брат не верил, поэтому они поспорили. Если Казю среди ночи подойдет к хате Дойки и будет стучать в маленькое