Философская сатира абсурда. Джэм Бародо Небеский

да ладно… Мне ведь и самому стало интересно… попробовать написать о ней. Разъесть докторскую изнутри. По маленьким кусочкам. И как-то сложить потом это все обратно по тем же самым кусочкам, буква к букве. Чтобы все встало на свои места. Я ранее не писал… тексты. Картины писал. Тексты- отнюдь. Но только вот теперь – острая надобность. Мне потребуется проделать эту серьезную работу во что бы то ни стало. Быть может она мне поможет разобраться в себе. Выведет на какой-то новый уровень, некую ступень.

      В разговоре с друзьями и соседями я им так и сказал. Поблагодарил за совет. Они, засмущавшись от стыда и неосведомленности, бормотали все, что будто я лучше их знаю об этом. “И лучше знаете, и больше нашего, дорогой наш драгоценный и достопочтенный", – твердили они с поддельным прищуром пресмыкавшихся всезнаек, – “Вот об этих уровнях”, – говорят, – «степенях этих, мы и подавно судить не беремся». Странные такие… Однако, даже не потрудились объяснить по-человечьи, по-соседски…

      Взвесив все хорошенько, пристально, детально изучив происходящее и сказанное, в том числе и поведение окружающих, я вовсе затрудняюсь, нет, я отказываюсь понимать… А вокруг и внутри моей жизни все время что-то перманентно случается и происходит загадочно. Быть может они меня не так поняли? Или недопоняли? Или перепутали что-то?

      Я сидел в кресле. На заднем плане, фоном звучал радиоприемник. А я думал о «докторской». Я и не думал думать просто так… Но она теперь снова не выходила из головы. В этот раз, наверное, все-таки по моей специальной инициативе, осознанной и тщательно подготовленной инициативе (по крайней мере, я пока еще на это надеюсь и, как говорится, охотно верю).

      И вот: я в кресле. И вот – она. А вот он –я. Но ее словно и нет. Я пытался думать о ней, сосредотачивался, напрягал все мозговые резервы в потаенных закоулках коры головного мозга. Тщетно. Сейчас мне бы хотелось вспомнить, вернуть те ощущения. Возможно, я испытал бы и ностальгию. И смог бы действительно написать об этом. О том самом – «чем-то другом». Но ведь нет его. То есть ее. Как будто не существует больше. Ну вот сейчас, в этом, уже достаточно длительном промежутке времени. Или «временном континууме», если угодно.

      Надо же ведь именно такому сделаться со мной. Думаю о «чем-то ином». А надо о «чем-то другом». Соседи и друзья по-прежнему интересуются: «Как продвигается ваш труд? Как ваша докторская?». А я вот все думаю: «Может быть они что-то не так поняли? Или недопоняли?».

      Суть, конечно, вовсе не в этом. А в том, что, пытаясь думать о «чем-то другом», я, словно по какому-то подлому закону, раздумываю об ином. Нечто иное тоже неуловимо. Равно как и неуловимо теперь «что-то другое». Если прибегнуть к логическому умозаключению, то выходит нечто вообще невообразимое. Что-то другое – есть докторская. Что-то другое – неуловимо. Нечто иное – есть мнимая противоположность чему-то другому, то есть «докторской». И то, и другое теперь – скрыто. Никаких ощущений, ни памяти, ни следа. Оба объекта неуловимы. И хоть и противопоставляются