Философская сатира абсурда. Джэм Бародо Небеский

вернуть те чувства?»

      Тем временем очередь сокращалась и уже дошла до меня. Я почему-то без всякой заминки произношу: «Кусочек докторской, пожалуйста». Беру свое бремя и удаляюсь.

      Слушаю радиоприемник в своей комнате. Думаю о «докторской». Нет-нет, той, что я купил в универсаме уже нет. Я съел ее в один присест, если не сказать “смолотил в одно мгновенье”. И дело ведь не в голоде вовсе. Скорее в жажде. Мной овладевала жажда вспомнить и возобновить то, о чем я думал – и что имел неосторожность потерять. Сожрав немыслимо быстро всю колбасу, я несколько расстроился. А все потому, что не вспомнил, и не возобновил я ни грамма «докторской». Ни даже малейшего дежавю. Ни вкуса, кстати сказать, не почувствовал. Ни даже послевкусия той докторской, которую уминал за обе щеки, словно одержимый.

      Сижу в кресле.

      Сейчас думаю: возможно все дело в названии. Вероятно все потому, что неудачно я обозвал свое «что-то другое».

      Теперь уже прошло некоторое время. Не скажу наверняка о его благотворной пользе, но в то же время прошло оно не бесплодно. Хоть и решительно бездарно по мнению многих окружающих. Быть может, потом, когда-нибудь, я сумею ощутить намного больше полезных микробов и невероятную благодарность за «нечто» преодоленное мною и проделанное ими (микробами). Теперь же, пока еще, все обстоит несколько иначе…

      Я совсем не думаю о «докторской». Проблема в том, что теперь она думает обо мне. А я только сижу в кресле и рисую. Рисую, или, так сказать, пишу. Среди отложенных в сторону имеется множество полотен, проданных мною заочно. Точнее – купленных у меня на заказ. Вот они и лежат, дожидаются своих хозяев.

      Да-да… я рисую картинки… Эдакие этюды жизни, проживаемых моментов, мыслей, размышлений, выводов… Пишу так сказать… Пишу картины. Пишу буквы разные. В несвязанном порядке, правда, и совершенно бессмысленно. Соседи и друзья говорят, что это на нервной почве. Крутились долго вокруг меня, как будто хотели помочь. А тем временем между собой спорили:

      – Месяц-другой, мол, и пройдет все, вернется наш приятель к жизни, восстановится, воспрянет, воспарит.

      – Не бывать тому через месяц! Здесь полгода надобно, не меньше.

      Кому что… А я меж тем все думаю: «Помощники – это группа людей, спорящих друг с другом о том, о чем, быть может, и говорить не стоит, а уж совершить рывок, сплотившись в действенных маневрах. Таким образом и помощь оказать». Ну это в моем случае, теперь. Хоть и ясно одновременно то, что я сам должен рвануть, рывок совершить то есть. Осознанно совершить, мудро, уверенно и стойко.

      Я уже совсем не думаю о «докторской». Беда в том, что «докторская» думает обо мне. Соседи и друзья говорят, что это на нервной почве. Какой бы им не казалась моя почва, я почти все время сижу в кресле и за огромные, никому не нужные деньги пишу всяческие картины. А ведь раньше я совсем не умел рисовать. И теперь мне дают за это такие баснословные суммы! За то, чего я, в принципе, не умею, и не думал уметь, уж если абстрагироваться,