Седовая падь. Владимир Кремин

хозяев.

      – Акима не проведешь, – добавила баба.

      Петр заволновался еще сильнее, заерзал на табурете…

      – Да я разве что против вас в мыслях держал, наоборот, с добром, – повторился Петр, недоумевая, куда клонят новоявленные приятели, однако полон был тревожных предчувствий: «Неужели все же Моргун удумал какую пакость, на это он мастер», – соображал Петр.

      – Твое добро мы слышали. Теперь помолчи…

      Аким отшатнулся и принялся углубленно читать написанное: «Акимушка, братишка, не гневайся и не серчай на дружка своего давнего, вызволи еще разок, добром отплачу, а ежели не захотите – горько об этом пожалеете. Не в угрозу тебе мои слова, Акимушка, а в услужение. Того, кто записку передаст – лелей как бабу милую, как сухарь в лютый голод; в нем наше спасение и благо будет. От того и прошу поберечь. А удумает бежать, паршивец, на цепь, как пса лютого посади. Нужен он нам, Акимушка, поверь на слово – нужен. Когда меня вытянешь всю правду тебе скажу, через то и разживемся на славу. Мытарить его не надо, оставь эту затею по-доброму. Он противится твоей воле не станет – смирный малый. А вот ежели хитрить удумает, бей нещадно. Однако береги, помни, о чем я просил…»

      Петр понял одно; дорога домой откладывается на неопределенное время: «Кто этих сволочных типов разберет, что они удумали. Моргун знает, чем эту падаль заинтересовать. Только вот почему он, Петр, должен за все платить? А заявись Моргун с приятелем, да этих четверо, тогда все пропало… и добро его достанут и ему самому не отбиться – догрызут. Вот это вляпался, дурья башка», – ругал себя всерьез озадаченный Петр.

      Алкоголь хоть частично и скрывал реальность угрозы, однако, даже будучи полупьян от выпитого с новоявленными дружками, он отчетливо понимал, что на этот раз ему будет куда труднее освободиться: «И зачем только заявился сюда, пусть бы эта парочка на зоне догнивала, а сам бы тем временем уехал куда подальше, растворился, исчез в лесах без следа и намека. А теперь что? – серьезный капкан получается,» – тревожно осознавал Петр.

      – Ты вот что, – вновь обратился Аким к Петру, – с нами на дело не пойдешь, ты для другого сгодишься.

      Некоторое время Аким сидел молча, жуя капусту, уставившись глазами в послание, изучая подробности плана.

      – Клавка, – вдруг обратился он, – запри этого гостя в подвал, а ключ мне принесешь. Только после; пусть пожрет как следует. До завтра ничего не получит.

      – Ага, – огрызнулась баба. У меня там добро, разворошит все.

      – Делай, что говорят, – буркнул Аким вставая.

      Разбойнички расходились. Ничего Петру не оставалось, как спуститься в темное, мрачное подполье и после долгой, нудной неволи, позволить этой противной бабе, вновь запереть себя:

      «Как мог он допустить, – продолжал размышлять Петр, – так сурово обмануться, поверить и дать обвести себя? Опять досада и разочарование, которые он уже не способен был выносить. Как выбраться отсюда, как сбежать, иначе все пропало?..»

      Теперь