Седовая падь. Владимир Кремин

позвала следовать за ней. Петр ступил в провал темного коридора и зашагал на шум шагов удалявшейся хозяйки, ничего не видя впереди себя. Случайно зацепил пустое ведро, испуганно соображая, что произошло…

      – Тише ты там, иди за мной, слепой что ли? – сделала замечание баба.

      – Да куда же идти, вокруг одна темень?

      – Пришли уж, сейчас отворю.

      Светлый проем двери, представившийся Петру яркой, квадратной луной, помог наконец выбраться из темени прихожей. К неудовольствию, он сразу ощутил, что попал в самое логово бандитской «малины». Стол был накрыт, но чувство сытости явно никогда не покидало восседавших за ним странных и мрачных незнакомцев. Петру стало от чего-то нехорошо и тошно; ведь вновь предстояло иметь дело с подонками ничем не лучше Сивого.

      При свете керосиновой лампы, он увидел сидящих за столом корешей. Их было трое, не считая хозяйки. Петр оглядел задымленную конуру, иное слово от чего-то не приходило на ум, знать верно отражало содержание. Что бы хоть как-то освоиться в помещении, пришлось бы наверняка отпереть, плотно запертые ставни. И кто знает, открывались ли они вообще когда-нибудь.

      Из полумрака, тараканьими глазами, на Петра уставились три мужика, поедавшие соленую капусту с хреном. Он неловко подернул плечами, чувствуя неудобство положения…

      – Ну проходи, садись, – начал один из них, – чего стоять, коли уж зашел.

      Петр мялся в нерешительности.

      – Так и будешь молчать? Чего надо то?

      – От Моргуна я с Сивым, что на зоне пока…

      Петр подошел к столу и сел на стоявший рядом табурет.

      – А ты, стало быть, освободился. Ну перекуси чего с дороги, – грубым голосом предложил бородач, – налей ему Таран.

      – Да ты, по-простому, давай выпей… Да Клавку вон успокой, а то извелась баба, как про Моргуна своего услышала. Любовь у них – понимаешь, а ты тянешь…

      Петр не склонен был опускаться до выяснения отношений. Отвалить бы поскорей: «Вязаться не хотелось. С этими по добру надо, без лишнего – понимал он в душе, – своим надо быть в корень, иначе найдут причину, чтобы огорчить; сотрут, скрипа не останется…»

      А тут, не в пору вскрытая бутыль приятно забулькала, наполняя граненый стакан неожиданного и голодного гостя. Клавка, скинув овечью тужурку, придвинулась ближе, обнажая белые пухлые руки по самые плечи. Петр зажмурился и без слов выпил. Закусил кислым, прошлогодним засолом помидор, шумно выдохнул. Разлилось забытое тепло, согрело душу…

      – Моргун велел говорить с Акимом и с глазу на глаз. Кто Аким будет?

      – Ну я, – отозвался бородатый мужик напротив,

      – Ты не бойся, то мои дружки, не подведут если что. Клавка, – обратился он, – запри помещение, чтобы не помешали…

      Баба бросилась к двери и плотно затворила ее, задвинув засов.

      «Не сбежишь», – подумалось почему-то Петру.

      – Ну давай, выкладывай, чего там надумали